Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я извиваюсь, дергаюсь и обмякаю, когда перед глазами начинают расплываться чернильные пятна.
И тогда Кэллам, наконец, отпускает меня.
Я выныриваю на поверхность, задыхаясь и кашляя. Борьба утомила меня, так трудно держаться на плаву, когда промокшие джинсы и футболка утягивают вниз.
Кэллам выныривает чуть поодаль, чтобы мои размахивающие руки не могли до него дотянуться.
– Ты… ты… твою МАТЬ! – ору я, пытаясь его ударить.
– Каково это – не иметь возможности вдохнуть? – спрашивает он, пристально глядя на меня.
– Я запихаю в твою глотку каждую чертову клубнику штата, – кричу я, все еще захлебываясь водой из бассейна.
– Ага, мечтай. В следующий раз я привяжу к твоим ногам гребаное пианино, прежде чем столкнуть тебя в воду.
Он вылезает из бассейна с противоположной стороны, прежде чем я успеваю доплыть до бортика.
Я жду, пока он уйдет, чтобы подняться из бассейна, мокрая и дрожащая.
Подумать только – я хотела перед ним извиниться!
Что ж, я усвоила урок.
Кэллам не знает, с кем связался. Он думал, что я напортачила в его доме? Что ж, теперь я здесь живу. Я буду видеть все, что он делает, и слышать все, что он говорит. И я использую это, чтобы уничтожить его.
Кэллам
Я направляюсь в дом, дрожа от гнева.
Эта девка посмела явиться сюда со своим чемоданом, словно вовсе и не пыталась меня убить. Словно я не провел свою брачную ночь в больнице с гребаной трубкой, торчащей из горла.
Она унизила меня на глазах у всех – сначала нарядила в нелепый костюм, а затем выставила слабым, ранимым и жалким.
Эта аллергия – моя позорная ахиллесова пята. Я словно маленький сопливый пацан в очках с толстыми стеклами. Меня бесит ее иррациональность. Меня бесит, что я не могу ее контролировать. Меня бесит моя нелепая уязвимость.
Понятия не имею, как она узнала об этом, но мысль о том, что Аида смогла выведать мою слабость и использовать ее против меня, приводит меня в ярость.
Так что я утянул женушку под воду, чтобы она испытала все на себе. Чтобы поняла, каково это – жадно и бессмысленно пытаться хватать ртом воздух, ощущая полную беспомощность перед потребностью дышать.
Мне стало легче. Ненадолго.
Но я почувствовал и кое-что еще.
Ее тело, извивающееся и трущееся об меня.
Это не должно было быть сексуально. Тем не менее теперь мое сердце бешено бьется по другой причине…
– Кэл, – зовет меня отец, когда я прохожу мимо кухни.
– Что?
Я заглядываю на кухню и вижу, что он сидит за стойкой и ест одно из блюд, оставленных поваром в холодильнике.
– Где Аида? – спрашивает он.
– У бассейна, – отвечаю я, скрестив руки на голой груди. Я не захватил с собой полотенце, так что теперь вода льется с меня прямо на кафель.
– Своди ее вечером куда-нибудь. Устройте романтический ужин. Посмотрите шоу.
– Для чего?
– Потому что из-за… вчерашнего… происшествия… вы не воспользовались номером для новобрачных.
– Я в курсе, – сообщаю я, пытаясь скрыть сарказм в своем голосе.
– Надо скрепить сделку, если можно так выразиться. Ты же знаешь, что брак не считается заключенным, пока он не консумирован.
– То есть ты пытаешься мне сказать, что я должен ее трахнуть?
Отец кладет вилку рядом с тарелкой и холодно смотрит мне в глаза.
– Грубить не обязательно.
– Давай называть вещи своими именами. Ты говоришь мне, что я должен трахнуть девчонку, несмотря на то, что мы ненавидим друг друга, и несмотря на то, что вчера она пыталась меня убить, потому что ты боишься потерять свой бесценный союз.
– Вот именно, – говорит он, снова хватаясь за вилку и накалывая виноградину из своего вальдорфского салата. – И не забывай, это не мой союз. Тебе он пойдет на пользу больше, чем кому-либо.
– Точно, – едко произношу я, – сплошное удовольствие.
Поднимаюсь наверх, снимаю плавки и встаю под душ, включая максимально горячую воду. Я не спешу – хорошенько намыливаюсь, мою голову, позволяю воде стекать по плечам.
Я в курсе, что должен «сделать Аиду своей женой» во всех смыслах этого слова, но сомневаюсь, что она жаждет этого после того, как я ее чуть не утопил. Я никогда не был силен в романтике, но даже в самом вольном толковании насильное погружение в воду вряд ли сойдет за прелюдию.
Вообще-то, сомневаюсь, что Аида согласится хотя бы поужинать со мной. Что вполне меня устраивает. Она, скорее всего, ест прямо руками, и будет только позорить меня в приличном месте.
Я слышу, что Аида входит в комнату, но и не думаю выходить, наслаждаясь горячим душем. Пусть хоть задницу отморозит, мне плевать.
Стеклянная дверь душевой запотела, так что я не вижу, что делает Аида, хоть и слышу, как она перемещается по ванной.
Поэтому я вздрагиваю, когда совершенно голая девушка протискивается ко мне.
– Эй! – говорю я. – Какого хрена ты творишь?
– Очевидно, принимаю душ, – отвечает она. – Один мудак окунул меня в бассейн.
– Но здесь я.
– Правда? – говорит Аида, наградив меня равнодушным взглядом. – Спасибо за эту ценную информацию. Подобные проницательность и нюх на эксклюзив, несомненно, обеспечат тебе кресло олдермена.
– Сарказм – низшая форма юмора, – говорю я, подражая самой раздражающей отцовской интонации.
– Учиться у тебя юмору – все равно что спрашивать собаку, как делать аппендэктомию.
Аида тянется через меня, чтобы взять шампунь.
Ее голая рука касается моего живота, и в этот момент я осознаю, что мы, вообще-то, никогда раньше не видели друг друга обнаженными.
Я привык, что девушки мучительно пытаются держать себя в форме, не гнушаясь никакими средствами, – диеты, таблетки, пилатес и даже хирургическое вмешательство. Похоже, ничем таким Аида себя не утруждает. Судя по тому, что я уже видел, она ест и пьет все, что пожелает, а еще она годами не надевала кроссовки для бега. Поэтому у нее пышные формы, мягкий живот и большая задница.
Но должен признать… ее фигура охренительно сексуальная. Вряд ли Аида расценила бы это как комплимент, но она настоящая секс-бомба – не хватает только мехового бикини, тогда получится вылитая Ракель Уэлч из «Миллиона лет до нашей эры».
Мне хочется узнать, каково это – хорошенько схватить Аиду за пышную задницу, увидеть, как она скачет на мне верхом. Кувыркаться с ней и не сдерживать себя в ласках, боясь, что она сломается