Одним из парадоксальных результатов триумфа Запада в холодной войне и расширения его интеграционных институтов стало заметное ослабление внутреннего единства. Еще в разгар горбачевской «перестройки» один из ее идеологов член Политбюро ЦК КПСС Александр Яковлев сказал, что Советский Союз совершит самую страшную для Запада вещь — исчезнет как угроза. Исчезновение СССР лишило западные страны множества внутренних скреп. Моизи имеет все основания утверждать: «Чтобы коротко охарактеризовать этот разлом, можно сказать, что пренебрежение, которое Америка испытывала к Европе, росло, в то время как европейцы почувствовали, что их потребность в Америке ослабла»[98]. Евросоюз старался делать больший упор на «мягкой силе», «пуле суверенитетов» и размывании государственных границ и суверенитетов. США гораздо больше полагались на «жесткую силу» — готовность применять военную силу, в том числе превентивно — и незыблемость собственного суверенитета. Известный американский неоконсерватор Роберт Кейган считал, что американцы — с Марса и их идеал могущество, а европейцы — с Венеры и стремятся к раю на Земле[99].

Итак, сейчас термин «Запад» чаще всего обозначает то, что раньше называлось западным христианством. Это единственная часть человечества, которая определяет себя по части света, а не по названию какого-либо народа, религии или области.

Россия как часть Запада? У нас было немало сторонников этой точки зрения. На Западе такие тоже были, но их единицы. Полагаю, последние события вокруг Украины, которые привели к фронтальному столкновению интересов России и Запада, еще больше сократили их число. Операцией по смене режима в Киеве и втягиванием Украины в свою орбиту Запад подтверждал прекращение своего геополитического и экономического отступления и прежнюю привлекательность европейского интеграционного проекта.

Главной причиной украинского кризиса стал фактический отказ Запада закончить холодную войну. «Он систематически распространял зону своего влияния и контроля — военного и экономико-политического (расширение НАТО и ЕС, соответственно). С интересами и возражениями России демонстративно не считались, вели себя с ней как с побежденной державой. Русские же побежденными себя не считали, да и вообще за полтысячелетия привыкли не проигрывать большие войны. России навязывалась версальская политика в «бархатных перчатках» — без жесткого отъема территорий или обложения формальными контрибуциями, как в случае с Германией после Первой мировой войны, но со стремлением ограничить и сократить влияние в международной системе»[100].

Как называется самый большой город в Европе? Правильный ответ — Москва (Стамбул больше, но основная его часть расположена с азиатской стороны Босфора). После этого несложно ответить на вопрос о том, какая самая большая страна в Европе — и по территории, и по населению? Но когда в Брюсселе, Лондоне или Берлине произносят «Европа», то не имеют в виду и Россию в том числе. Европа географическая и политическая — различные реальности.

Под Европой понимают, прежде всего, 28 стран — членов Европейского союза. Но кроме них существуют еще несколько развитых стран Западной Европы, которые в ЕС предпочли не входить — Норвегия, Швейцария, Исландия, самые малые страны Западной Европы: Андорра, Лихтенштейн и другие. Далее выделяют группу стремящихся к членству в ЕС, но не входящих в нее Балканских государств: Албания, Босния и Герцеговина, Македония, Сербия, Черногория, а также не получившее пока официально признания Косово. В число претендующих на членство входят Исландия и, во все меньшей степени, Турция. В следующий круг включают постсоветские государства — Беларусь, Молдову, Украину, Армению, Грузию, Азербайджан — и Россию, которые в число официальных кандидатов на вступление в ЕС не входят, хотя Украина и Молдова неоднократно заявляли о своем желании стать его членами и подписали соглашения об ассоциированном партнерстве.

Европейский союз — 4 млн км2 плотно обжитой территории с населением 507 млн человек. Это — самое интегрированное пространство в мире. Это не всегда было так на континенте, «подарившем» миру наибольшее количество войн, в том числе обе мировые. При этом идея общеевропейской системы не раз высказывалась в том или ином виде. Даже Владимир Ленин в 1915 году отметился статьей «О лозунге «Соединенных Штатов Европы».

Европейская интеграция неразрывно связана с движением за единую Европу, возникшим после окончания Второй мировой войны с основной целью избежать нового военного конфликта. Среди многих призывов к объединению наибольший резонанс вызвала речь Уинстона Черчилля 19 сентября 1946 года в Цюрихском университете, где он призвал европейцев покончить «с национальными распрями», прежде всего, с франко-германским антагонизмом, и создать на континенте «нечто вроде Соединенных Штатов Европы». Самой Великобритании Черчилль отводил довольно скромное место: «Мы с Европой заодно, но мы не являемся ее частью (with Europe, but not of it). У нас общие интересы, но мы не хотим раствориться в ней и потерять свое лицо»[101].

Противоречия между Францией и Германией оставались главными на континенте. Когда Германия после образования ФРГ и ГДР разделилась, известный французский писатель Франсуа Мориак заметил: «Моя любовь к Германии так велика, что я рад, что их теперь две». Со стратегическим выбором Европе помогли определиться Соединенные Штаты. Только ее политическое и военное объединение может остановить СССР и снять бремя защиты Старого Света, которое Вашингтон нес практически в одиночку. Центральным в его подходе стала ремилитаризация Германии. Дин Ачесон утверждал: «Невозможно обеспечить какую-либо безопасность в Западной Европе без использования германской мощи». Вопрос для него заключался лишь в том, должна ли германская военная машина «стать частью западноевропейской мощи или расти как самостоятельная сила»[102]. США предложили сопротивлявшимся Лондону и Парижу, которые были не в восторге от идеи опять вооружить Германию, условие: увеличение американского военного присутствия в Европе будет происходить только в том случае, если Англия и Франция согласятся на создание крупных немецких вооруженных сил в рамках НАТО. В то же время в Вашингтоне считали, что проект объединенной Европы необходим для сдерживания возрождаемого германского могущества. Таким образом, объединение Европы рассматривалось как инструмент двойного сдерживания — Германии и Советского Союза.