Чертыхаюсь, цепляюсь, извиваюсь. Стараюсь удержаться руками, спуская зад в первую очередь, но зад по весу превышает силу моих рук. Резко плюхаюсь вниз, обдирая ногти о стену. Не самый приятный опыт.

Набор бранных словечек, несколько душераздирающих воплей. Я в порядке, честно.

Позволяю себе отдохнуть на сырой земле, потихоньку отдираю прифигевшее тело от немилосердно жесткой поверхности, попутно проверяюсь на целостность физической оболочки. Моральной — прямая дорога на свалку.

Больно и радостно вырвать из лап судьбы заслуженный шанс на свободу.

Вокруг ни души. Город спит.

Вдыхаю полной грудью и припускаюсь вперед. К мечте. К новым свершениям. К автовокзалу. Направлений масса, паспорт никто не попросит. Купил билет, устроился поудобнее, задремал, упираясь башкой в стекло.

Романтика…

Плевать, что маникюр превратился в говнище, зато оплата по счету отстрочена.

Не успеваю толком насладиться своей неоспоримой гениальностью, ибо на плечо ложится суровая длань Рока.

— Госпожа Подольская, вам лучше пройти с нами.

Сразу две весьма ощутимые длани на моих хрупких плечах. Искусно ускользаю, поворачиваюсь, намереваясь занять оборонительную позицию. Два качка внушительных габаритов смирно замирают. Видимо, им запрещено меня мутузить.

— Госпоже Подольской может и нужно, а мне так точно нет!

«Только не паниковать, только не паниковать», — стараюсь думать я.

Но на самом деле думаю: что за дерьмо опять творится?

— Вам лучше пройти с нами по-хорошему, — тонко намекает один из качков, опуская руку в карман.

Наручники? Пистолет? Граната?

Пытаюсь убежать. Понимаю, тупо. Понимаю, было глупо надеется на недальновидность фон Вейганда. Он прекрасно всё рассчитал, организовал дополнительную слежку. И что теперь будет? Не хочу знать.

Пожалуйста…

Пожалуйста, хотя я и знаю, что шансов больше нет…

Мой локоть попадает в капкан. Предательский укол следует прежде, чем успеваю дернуться. С губ срывается тихий вскрик, потихоньку отключаюсь от реальности.

Меня тянут в сторону. Трудно дышать, бой сердца оглушает, кажется, оно гремит на поверхности, просто у меня на губах. Такое странное ощущение.

Понимаю, крупногабаритный качок достал из кармана шприц, а в шприце этом было черт знает что.

Люди, кто выключил свет? Хватит прикалываться. Ладно, совсем не смешно.

Эй, люди…

Шепчу и понимаю, больше никого рядом нет. Ловушка захлопнулась. Металлический скрежет засовов выносит смертный приговор.

Ты не увидишь звезды, пока не наступит ночь. Разве способен оценить силу света тот, кто ни разу не оказывался во тьме? Наверное, существуют везунчики, которым всё достается сразу и по высшему разряду. Ну, а я… а что я? Я в черном списке.

Медленно всплываю на поверхность. Чувствую тошноту. Ноющая боль наполняет затылок. Уши заложены, а во рту пересохло, горло неприятно скребет.

«Дерьмово», — думаю я.

«Попала ты, девочка, попала основательно», — думает внутренний голос.

Кашляю, открываю глаза, с долей опаски осматриваюсь по сторонам.

Это все, что угодно, только не самолет.

— И на том спасибо, — позволяю себе облегченно вздохнуть и расслабиться в удобном кожаном кресле.

Кто бы меня пустил лететь без Шенгенской визы (моя испанская давно истекла)? Доподлинно известно: даже президенты проходят паспортный контроль. Как бы меня протащили через таможенный пост в отключке? Конечно, Украина — страна неограниченных возможностей, если у тебя хватает финансов. Но, блин, не до такой же степени.

Массирую виски, щурюсь, стараюсь дышать глубже.

А что если это Доктор? Подослал своих ребят, и сцапали меня тепленькую.

Нет, слишком круто для Вознесенского. Во-первых, его ребята имеют несколько другую форму одежды, сам внешний вид тоже отличается. Конечно, я не знаю всю бригаду лично, судить трудно, однако не нужно быть семи пядей во лбу для уразумения очевидного. Достаточно изучить эту комнату.

Слишком шикарно, слишком хорошо подобрано и слишком в стиле… ну, не трудно догадаться в чьем именно стиле.

Удивительно гладкие черные стены, кажется, не пластик, будто отполированные. Провожу пальцами, следов не остается. Наощупь материал незнакомый, трудно сравнить. Чуть ниже, на уровне кресла, в котором я сижу, расположена серебристая панель с кучей разных кнопок. И хоть бы что-то написали, одни значки. Ничего непонятно. Пульт управления? Включает музыкальный центр, климат-контроль или свет регулирует, в общем, затрудняюсь. Решаю ничего не жать, оценить обстановку.

Пушистый ковер, густой серебристо-черный оттенок. Очень необычно, никогда подобного не встречала. Смотрю наверх и пораженно выдыхаю.

«Прикольно дизайнер постарался», — соглашается внутренний голос.

Зеркальный потолок, подсвеченный скрытыми лампочками по самому краю.

Любуюсь своей обалдевшей физиономией, полностью оформившимся синяком. В нехитром одеянии выгляжу как существо неопределенного пола. Надеюсь, фон Вейганд разочаруется и отпустит меня на волю.

Странное помещение. Пространства маловато, ничего лишнего. Комната отдыха? Кожаная мебель серебристого цвета в тон ковру — два кресла (в одном я, другое прямо передо мной), узкий диван на всю длину комнаты прилегает к противоположной стене. Обтекаемые формы, легкая иллюзия космоса. Наверное, здесь можно расслабиться. На камеру пыток не похоже. Точно не спальня. И не гостиная. Личная тюрьма, где фон Вейганд запрет меня до конца дней, чтоб сбегать неповадно было? Есть и положительные моменты: он не связал мне руки, не пристегнул наручниками к батарее, пофиг, что батареи нет, думаю, ее отсутствие не особо повлияло на желание играть в наручники…

— Доброе утро.

Знакомые пальцы ложатся на мои плечи, медленно разминают. Ох, и почему же от этой сдержанной ласки только страшнее?

— Надеюсь, ты себя хорошо чувствуешь, — говорит фон Вейганд.

Прощупывает почву перед началом кровавой расправы? Если я чувствую себя плохо, то мучать меня не настолько интересно.

— Не очень, — выдаю уклончивый ответ.

— В чем дело? Болит голова? Тошнит?

Кажется, я сейчас снова потеряю сознание. От звука его голоса пробирает нервная дрожь, трясет как в лихорадке.

— Голова болит, и да, тошнит, — получается почти шепотом.

— Хочешь чего-нибудь выпить? Чай или кофе? Воды?

Его подозрительная доброта пугает похлеще открытой ярости. Лучше бы сразу ударил или накричал. Но нет, это скучно, просто и без вкуса.