– Рейчел! – предостерегающе воскликнул ее отец. – Сбавь тон.

Она заговорила тише, но сдержаться не смогла.

– Отсутствие жены даст тебе возможность целиком посвятить себя своей чрезвычайно важной работе. И отважусь предположить, что ты знаешь, где найти утешение.

На губах Герхарда застыла полуулыбка. Он наклонился к Рейчел еще ближе и прошептал ей в самое ухо:

– Если это приглашение…

Девушка почувствовала, как волна негодования заливает ей шею, лицо и руки до кончиков пальцев. Она бы отвесила Шлику пощечину, если бы не заметила приближающуюся к ним Кристину.

Рейчел шагнула к подруге, заключила раздавленную горем женщину в объятия.

– Я хочу, чтобы ты знала, Кристина: я тебя люблю и хочу, чтобы ты вернулась с нами домой, в Нью-Йорк. Отдых пойдет тебе на пользу. – Рейчел повернула голову, не разжимая объятий, и прошептала подруге на ухо: – Она жива и здорова.

Кристина в ответ так сильно сжала Рейчел в объятиях, что последняя едва не задохнулась.

– Рейчел, – с укором произнес профессор, – не вмешивайся. Место жены – рядом с мужем.

– Лучше и не скажешь, доктор Крамер. – Герхард потянул супругу к себе, высвобождая ее из объятий Рейчел. – Кристина, перестань, выше голову. Ты же жена офицера. Скоро будут отпевать целые семьи – это естественное следствие войны. Ты обязана подавать пример тем, кто был сегодня на панихиде.

12

И недели не прошло, как тело Кристины вытащили из реки Шпрее.

И вновь, всего через неделю после заупокойной службы по Амели, Рейчел с отцом стояла позади Герхарда в темной лютеранской церкви, где не было ни одного цветочка, и слушала, как тот же самый пастор, который, казалось, постарел лет на десять, служил заупокойную литургию.

На этот раз в церкви было еще меньше прихожан: только соседи, жившие справа и слева от Шликов; два эсэсовца с элегантно одетыми женами; какая-то старушка в шляпке с черной вуалью, признавшаяся, что время от времени продавала Кристине цветы; доктора Фершуэр и Менгеле, которые приехали по делам из Франкфурта, в наглаженных летних костюмах. За время жизни в Германии Кристина не сумела завести друзей. Герхард об этом позаботился.

Рейчел посмотрела в затылок Шлику, и ее сердце защемило. Она совершенно точно знала, что это он убил свою жену, как знала и то, что Кристина предвидела подобный конец. Но Рейчел не ожидала, что все произойдет так быстро. Она была уверена, что у нее будет время помочь Кристине сбежать и вместе с Джейсоном Янгом придумать, как помочь матери и дочери воссоединиться.

Лишь сейчас Рейчел поняла, как была наивна и насколько была права Кристина. Жаль, что ничего нельзя изменить, нельзя повернуть время вспять… А что бы она сделала? К кому еще могла бы обратиться за помощью? Рукой, затянутой в перчатку, Рейчел скомкала платочек и промокнула слезы, которые скрывала вуаль.

– Моя жена обезумела от горя, – признался Герхард, скорбящий вдовец, пастору, когда вынесли гроб. – У нее не было сил, не было смысла жить дальше…

– Штурмбаннфюрер Шлик. – Доктор Фершуэр протянул ему руку. – Это прискорбно.

Рейчел заметила, как он вглядывается Герхарду в лицо.

Но тот даже глазом не моргнул, выражая согласие.

– Кристина сломалась. – Шлик пожал плечами. – Река поманила ее, и она, по всей видимости, не смогла противостоять искушению.

Рейчел хотелось надавать им пощечин, накричать на них за разыгранную дешевую мелодраму – мелодраму, в которой невольно вынуждены были участвовать все присутствующие. Но отец увлек ее к выходу.

– Сегодня вечером у меня встреча с доктором Фершуэром и доктором Менгеле, пока они здесь в Берлине. Возможно, я вернусь поздно. Тебе вызвать такси?

Рейчел покачала головой. «В чем дело? Неужели он ничего не видит?»

– Отец, ты же знаешь, что это не самоубийство. Ты же прекрасно понимаешь, что Герхард…

Профессор резко схватил ее за локоть, обернулся через плечо. Рейчел заметила, что за ними наблюдает доктор Менгеле. Отец нервно кивнул коллеге. Девушка, не сопротивляясь, поспешно спускалась по церковным ступенькам под руку с отцом, который зажал ее ладонь, словно тисками, и быстро зашептал:

– Молчи, Рейчел!

– Но…

– Молчи! Случившееся тебя не касается. Ничего не поделаешь.

– Это убийство, отец.

– Прекрати! – Он встряхнул дочь, не останавливаясь ни на секунду. – Предупреждаю тебя! У тебя истерика. Возвращайся в гостиницу и жди. Я вернусь, как только освобожусь.

Но Рейчел была больше не в силах это выносить. Она вырвала руку.

– Отец, я хочу домой! Хочу вернуться в Нью-Йорк! Немедленно!

– Это невозможно.

– Что ты имеешь в виду? Ты же говорил, что мы поедем домой, когда… Завтра утром у нас самолет!

– Фрейлейн Крамер! – окликнул ее сзади Герхард, сбегая по ступеням церкви в компании Фершуэра и Менгеле.

Профессор предостерегающе взглянул на дочь.

– Не откажетесь ли с нами пообедать? – спросил Герхард – слишком беспечный и веселый для человека, только что опустившего крышку гроба, в котором покоилась его жена.

Обескураженная поведением отца, Рейчел решила сказаться больной.

– Нет-нет… я вернусь в гостиницу. Ужасно болит голова. И есть не хочется.

– Очень жаль, фрейлейн. Я надеялся, что вы составите нам компанию.

Рейчел почувствовала, что ее сейчас стошнит от его наглости. «Что с ними такое? С моим отцом? С остальными? Неужели они не видят, как ведет себя Герхард?»

Шлик взял ее за руку.

– Вы знаете, Кристина очень вас любила.

Рейчел попыталась высвободить руку, но Герхард не отпускал.

– Она была моей подругой.

– Да, я понимаю. Еще одно: уверен, что Кристина хотела бы, чтобы у вас осталось что-нибудь на память о ней… что-нибудь особенное.

Рейчел едва не задохнулась. Слезы горя и разочарования готовы были вот-вот хлынуть у нее из глаз.

– Мне бы хотелось, чтобы вы пришли ко мне домой, разобрали ее вещи. И взяли все, что пожелаете.

Рейчел не могла говорить: ее охватили отвращение, сожаление и нестерпимая боль из-за загубленной жизни Кристины.

– Вы понимаете, как это тяжело? Для меня это было бы подарком… и для Кристины тоже… – Шлик опять сжал руку девушки. – Пообещайте, что придете.

Рейчел боролась с собой. С одной стороны, она чувствовала, что хочет побыть рядом с вещами, принадлежавшими Кристине, изнывая от невозможности дать подруге знать, как отчаянно она сожалеет о том, что не поверила ей с самого начала, как раскаивается в своих заблуждениях. С другой – испытывала страх от того, как сильно Герхард сжимал ее пальцы. Девушка колебалась. Потом кивнула с несчастным видом.