Распахнулись еще одни двери, и взгляду Венельда предстали просторные покои, оформленные в тех же мрачных тонах, что и прочие помещения, но казавшиеся все же несколько более обжитыми. В центре возвышалось высокое кресло – нет, даже, пожалуй, трон, потому что более внушительного седалища Венельду видеть не доводилось. Высокая резная спинка черного дерева изображала Древо Смерти: узловатый темный ствол, раскидистые ветви и искусно вырезанные листья походили на увиденное Венельдом в круглой красной зале. Подлокотники тоже были выполнены в виде ветвей, а основание кресла представляло собой могучие корявые корни, будто бы вросшие в пол.

На троне сидел старик – иссохшее тщедушное тело, серая, словно присыпанная пеплом, тонкая кожа, длинные белые волосы и такая же борода. Несмотря на роскошное одеяние, он совершенно не производил впечатление опасного колдуна. Казалось, он умер давным-давно, и его попросту позабыли в этом кресле на многие века – бросили тело непогребенным, покинули замок слуги, а болото надежно укрыло его от любопытных глаз…

Впрочем, старик оказался жив. Дрогнули, поднимаясь, морщинистые покрасневшие веки, сжались, точно когти хищной птицы, узловатые длинные пальцы с желтыми кривыми когтями, дрогнули бесцветные тонкие губы. Венельд наблюдал за ним почти с ужасом – так он смотрел бы на оживающий труп. Темные Жнецы разорвали круг и замерли в некотором отдалении за спиной своего пленника – безмолвные и безучастные, как всегда.

– А! – проскрипел старик. Звук его голоса напоминал скрежет, с каким проворачивается проржавевшее воротное колесо. – Охотник…

– Что тебе от меня нужно?

Хозяин замка пожевал бледными губами, прежде чем ответить. Венельд терпеливо ждал – а что еще ему оставалось?

– Имя, как и от всех прочих, – проскрипел, наконец, колдун. – Ты не пожелал раскрыть его одному из моих верных слуг, так может, откроешь сейчас?

– Зачем бы мне это?

Старик издал странный горловой звук, напоминающий собачий лай, – Венельд не сразу сообразил, что это смешок.

– У каждого свои причины… Кто-то открывает имя по неосторожности, иные желают власти, богатства, исцеления от болезней. Кто-то боится за близких и не хочет, чтобы с ними что-то произошло. Одних приводят ко мне долги, других – безответная любовь, – он вновь усмехнулся. – Люди столь предсказуемы, что в конце концов с ними становится скучно…

– Но что бы ни сподвигло их открыть тебе тайное имя, в результате они все равно становятся твоими рабами и утрачивают собственные желания, – перебил его Венельд.

– Как удобно, не правда ли? – прокаркал колдун. – Разве получить желаемое и прекратить желать этого – суть не одно и то же?

Взгляд зеленых глаз Охотника встретился с водянистыми темными глазами владельца замка. В них не было жизни – в них была бездна. Венельд почувствовал, как соскальзывает в нее, и лишь страшным усилием воли сумел удержаться на краю. Старик вновь пожевал губами:

– А ты силен… Мне пригодился бы такой слуга.

– Почему именно я? Как ты вообще выбираешь людей, чье имя и душу тебе нужно похитить? Тур, Вельда, Тиша, Гелерт – кто еще?

Колдун недовольно поморщился, услыхав имена:

– Безвольные пешки! Этих я получил случайно. Люди глупы и неосторожны, а я вижу и слышу все, что видят и слышат мои верные слуги.

– Так вот почему в замке так тихо! – вырвалось у Венельда. Если у его владельца в голове одновременно звучит столько голосов, а перед мысленным взором мелькает столько событий, поневоле захочется тишины!

Старик вцепился корявыми пальцами в подлокотники кресла, подался вперед, подтягивая руками тщедушное тело, прищурил глаза:

– Не думай, будто бы понимаешь! Тебе никогда не осознать, какого это: видеть весь мир, быть этим миром и управлять им!

Парень усмехнулся. Несмотря на усталость, изнеможение и ожидающую впереди неизвестность, к нему вновь возвращалась обычная его веселая дерзость:

– Управлять? Ты едва владеешь собственным телом, старик, а мечтаешь о господстве над миром?

Морщинистая шея колдуна затряслась, обвисшие щеки задергались, будто в конвульсиях, однако Венельд не дал ему вставить ни слова:

– Судя по присутствию здесь Жнецов, собственной душе ты тоже более не хозяин. Стоило оно того, а?

– Ничего ты не понимаешь, глупый мальчишка, – прошипел старик. – Я достиг небывалого могущества! Никому до меня не удавалось призвать сразу нескольких Темных Жнецов! Никто не сумел завладеть Древом Смерти – лишь я один! А магия тайного имени? Слышал ли ты, чтобы кто-то применял ее подобным образом?

Венельд пожал широкими плечами:

– И что с того?

– Обойти можно любую договоренность, хе-хе, – колдун разжал когтистые пальцы, откинулся на спинку своего кресла, голова его безвольно склонилась набок. – Покуда я жив, душа моя принадлежит лишь мне, а я намереваюсь жить долго. За это время могущество мое возрастет, я достигну неизмеримых высот и сам – сам! – буду устанавливать правила!

Венельду надоело стоять и он опустился прямо на шкуру, лежащую на полу перед троном, уселся, скрестив ноги, и посмотрел на хозяина замка снизу вверх. Такое положение, кажется, ничуть его не смущало, а вот колдуну пришлось оторвать голову от спинки кресла и вытянуть шею, чтобы видеть своего пленника. Голова его мелко тряслась.

– Да ты, никак, замахнулся на нижний мир, а, старик? С темными богами шутки плохи, неужто надеешься совладать?

– И на богов есть управа.

– Ну, так а я-то тебе зачем?

Колдун помолчал. Венельду даже показалось, будто бы он уснул, но тут скрежещущий голос раздался вновь:

– Сила – вот что мне нужно. Видишь, я с тобою вполне откровенен. У живого существа можно отнять не только волю. При должном умении силу тоже отобрать можно. Вся эта так называемая нечисть, за которой охотишься ты, обладает определенными сверхъестественными навыками. Мне нужны они все! Мало-помалу в наземном мире не останется никого, владеющего хоть плохонькой магией. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Охотников много. Почему именно я?

– Ты не первый – но самый сильный. Дара, подобного твоему, до сих пор не было ни у кого. Некоторые твои, хм, собратья, уже разыскивают для меня сверхъестественных существ по всему свету. Те же, кто отказался, покинули этот мир – и их уход я бы не назвал легким и безболезненным…

– Я не боюсь смерти.

– О, да! Ты не боишься – и это тоже делает тебя особенным. Я многое о тебе знаю, Венельд, сын Осбальда Райдсунда. Наполовину нарх, наполовину сеаниец, разочарование отца и вечная боль матери. Ты не был в родных краях с двенадцати лет – с того самого момента, как отец выгнал тебя из дому с молчаливого одобрения матери. Разве могли они предполагать, что дар, с которым ты родился, позволит тебе превзойти всех охотников, когда-либо бродивших по свету? Все, чего ты хотел – чтобы слава о твоих подвигах, силе и бесстрашии дошла до родителей, не правда ли? О, они знают! Осбальду было уже тридцать шесть, когда ты родился. Сейчас ему почти шестьдесят пять. Он состарился, потерял правую ногу и левый глаз, но не утратил боевого духа. Напиваясь в таверне, он теперь хвастает не только собственными подвигами, но и победами своего единственного сына. Да-да, других сыновей Велиана не сумела ему подарить. После тебя у них родились три дочери, так что у тебя есть сестры. Несмотря на пьяные разговоры в таверне, дома у Осбальда имя твое по-прежнему под запретом. Сестры о тебе даже не знают, а мать плачет ночами в подушку и узнает о сыне тайком у чужих людей. Как видишь, мои верные слуги снуют везде.