– Тем не менее Роберту следует быть осторожнее. – Мама всегда ощущала угрозу сыну, которая якобы исходила от Елизаветы.

Предчувствия, опять нехорошие предчувствия…

В сентябре сэр Джон Норрис снова поехал во Францию, в Бретань. Естественно, Роберт рвался туда же, но на сей раз приказ Елизаветы звучал однозначно. Брату повелевали остаться в Лондоне.

– Ее Величество считает, если она меня ввела в состав Тайного Совета, то остановила, таким образом, мой порыв искать воинской славы, – жаловался Роберт. – Сидеть на заседаниях среди напыщенных членов Тайного Совета не по мне! Они не соглашаются ни с одним моим предложением. Смотрят, насмехаясь!

И в самом деле, молодых фаворитов королевы недолюбливали. Точнее, давним советникам не нравилось, если они лезли в политику, их порывы пытались остановить, решения считали непродуманными. Лишь один молодой человек пользовался уважением членов Тайного Совета и самой Елизаветы – сын лорда Берли. Молодой Сесил не отличался красотой, зато с умом у него все было в порядке. Прекрасное образование тут полностью сочеталось с природными качествами Сесила в дополнение к унаследованным от отца. Лорд Берли не пытался скрывать: он готовит сына занять свое место ближайшего советчика королевы.

Надо сказать, лорд Берли являлся официальным опекуном Роберта с момента смерти нашего отца. То есть за меня и Дороти несла ответственность графиня Хангтингтон, сестра графа Лейстра, а опекуном Роберта и Уолтера был Уильям Сесил. Кроме братьев лорд также воспитывал Генри Ризли, графа Саутгемптона. Именно в тот год – год своего двадцатилетия, Генри начал появляться при дворе. Одним фаворитом стало у Елизаветы больше.

Все трое, Роберт, Сесил и Генри, дружили друг с другом. Но сына лорда Берли явно ревновали к Елизавете, потому что к его мнению она уже прислушивалась. Роберт и Генри оставались только красивым антуражем к королевскому эскорту. Впрочем, граф Саутгемптон ничего против подобной роли при дворе не имел. Он слыл знатоком искусств, покровителем театров. Одним из главных бриллиантов «коллекции» графа был молодой актер и драматург Уильям Шекспир. Генри устраивал спектакли Шекспира в своем дворце. На них собирался весь двор!

Нельзя сказать, что Роберт оставался ко всему этому равнодушным. Ему нравилось ухаживать за фрейлинами и красивыми замужними дамами, присутствовать на спектаклях Шекспира, посещать литературные салоны Генри… Но Роберт быстро уставал от суеты двора. Проведя в Лондоне чуть больше года, он заметно скучал и не скрывал зависти к Норрису, отправившемуся на север Франции.

– Ты женщина, Пенелопа, и тебе не понять, – Роберт пытался втолковать мне свою позицию. – Ты детей должна рожать. Вот и вся задача. А мне надоело сидеть без дела. Дома с Френсис того хуже.

В душе я не соглашалась с Робертом. Однако мне не хватало доводов возразить ему. Я отчасти завидовала королеве. Елизавета всегда знала что сказать. Она лихо цитировала древних философов в ответ на любые реплики, которые считала неверными. Или, наоборот, притворялась нерешительной, выжившей из ума старушкой. Ее перевоплощения вызывали у меня восторг. Так уметь манипулировать людьми дано не каждому. Например, не дано мне.

Тут я вспомню о знаменательном визите в Гринвич одной известной ирландской женщины. Грейс О’Мэлли по прозвищу Грануаль, которую еще называли королевой ирландских пиратов, в конце августа приехала в Лондон и встречалась с Елизаветой. Поглазеть на Грануаль пришел почти весь двор. Ей ведь приписывали такие подвиги! Несмотря на принадлежность к женскому полу, пиратка принимала участие в войнах, набегах на соседские замки, грабила корабли. Говорили про нее разное: например, утверждали, что она лысая. Мол, потому и прозвали ее Грануаль, на ирландском – «лысая Грейс». Прибыла она в Лондон вызволять захваченных в плен сыновей, а также вернуть завоеванные англичанами принадлежавшие ей владения.

Елизавета согласилась принять Грануаль, хотя ее умоляли этого не делать. Видимо, все же английской королеве стало любопытно встретиться с пиратской «королевой».

В комнату, где происходила встреча, вошла темноволосая женщина невысокого роста: с Елизаветой они были вровень. Но в отличие от нашей королевы, Грануаль обладала более крепкой фигурой и более крупными чертами лица. Платье свободного покроя подчеркивало широкие плечи и далеко не тонкую талию их обладательницы. Поэтому, хоть обе женщины и были одного роста, ирландка выглядела куда крупнее затянутой в корсет Елизаветы. Волосы Ее Величества, как всегда, уложили в великолепную прическу. Распущенные волосы Грануаль, отливавшие медью, свободно падали ей на плечи.

Говорили собеседницы на латыни, так как не знали родного языка друг друга. Я пришла в восторг от Грануаль. Я даже начала мечтать о такой же интересной и захватывающей судьбе. Вот уж где не оставалось места для скуки.

Странным выглядело и полное игнорирование гостьей принятого при дворе этикета. Она не поклонилась Елизавете, честно сказав, что не признает ее власти в Ирландии. Весь разговор Грануаль провела, не преклонив колен, а это также являлось грубейшим нарушением этикета – в присутствии Елизаветы подданные стояли на коленях до ее высочайшего соизволения подняться. В тот момент среди присутствовавших пробежал первый изумленный шепоток. Во время беседы Грануаль чихнула, а Елизавета протянула ей свой белоснежный платок. Та громко высморкалась и кинула платок в камин.

– Так принято на моей родине, – объяснила она странный, на взгляд англичан, поступок.

После отъезда Грануаль из Лондона я много раз вспоминала пиратку. Про нее ходило множество легенд. Но, даже увидев ее перед собой, люди не перестали придумывать истории, живописующие подвиги «королевы». Напротив, они обросли куда большими подробностями и деталями.

Поэтому, продолжая разговор с братом, я ответила:

– Мне тоже скучно, Роберт. Я готова сделать что-то важное, кроме вынашивания очередного маленького Рича. Скорее всего, я окончательно отупею, проводя время при дворе и рожая одного ребенка за другим. – Я помолчала. – Ты рвешься на войну, не задумываясь о судьбе жены и ребенка. Да и о маминой тоже. Если с тобой случится беда, они останутся без твоей помощи и поддержки.

Нет, Роберт не прислушивался ко мне. Его не останавливало даже мнение королевы, не считавшей его великим полководцем и не скрывавшей этого. Она никогда не вспоминала собственные промахи и приказы, противоречащие один другому. Зато прекрасно помнила о промахах приближенных.

В конце года пришли вести из Франции: после ожесточенного сражения Норрис взял Брест. Его ранило. Тем не менее он оставался командовать войском. Роберта королева продолжала держать при себе, давая ему мелкие, не очень важные поручения. Она осыпала его почестями и милостями. Намек Елизаветы был ясен всем, кроме самого Роберта: благосклонность королевы будет проявляться и дальше, если он не станет лезть, куда его не просят.

– Как Роберт? – спросила мама, когда я навестила ее на Рождество.

Со всеми четырьмя детьми мы приехали к ней в замок. Новорожденной была лишь Летиция. Свою первую дочь я назвала в честь матери.