Спустившись, я тут же оказалась в плену извинений. Ребята окружили, едва я сошла со ступенек. Каждый, кто макал меня, спешил выразить свои сожаления.

— Леська, прости, мы не хотели тебя напугать, — искренне говорил Андрей, поглаживая меня по спине.

— И издеваться не хотели, — вторил ему Слава.

— Увлеклись и не заметили, что тебе плохо, — закончил Ник. — Прости, пожалуйста.

От них попахивало алкоголем, но все были в своем уме. Я не держала на них зла, конечно. Покивав сказала:

— Ничего. Бывает. Но больше не надо.

Ник извинялся и после этого, когда остальные ушли в столовую. Он все никак не мог успокоиться, даже взял меня за руку и заглядывал в глаза, как преданный пес.

— Правда, так ужасно получилось. Мы вроде шутили, не со зла.

— Да, конечно, — продолжала я его уговаривать, чувствуя себя не очень комфортно от такой навязчивости.

Чтобы избавиться от Ника, я скорее пошла в столовую. Компания уже приступила к ужину, который подавала Тереза с помощницей. Кажется, это была ее дочка. Я невольно притормозила, увидев, что Глеб сидит напротив всех, можно сказать, в одиночестве. Ник прошел мимо меня и занял место рядом со Стасей, хлопая по стулу. Это было единственное оставшееся место в их развеселой компании.

Москвин приподнял бровь, отметив жест Ника, и покачал головой. Я же и вовсе игнорировала приглашение. Признаться, он меня утомил за сегодняшний день. Я села рядом с Глебом, специально оставив свободными места, которые утром занимали Казаевы.

Спросила у него:

— Айзу и Артура позвали?

— Нет, — ответил Москвин, листая что-то в телефоне. Я надеялась, что не мои фото. — Они поужинают во флигеле.

— О!

Я тут же пожалела, что не села через стул от хозяина дома, но, наверно, выглядело бы подозрительно, если бы я так явно дистанцировалась.

Близость Глеба снова взволновала меня. Мы едва парой слов перекинулись, а я тут же снова и снова вспоминала, как он хрипло стонал, кончая, как оставил меня нуждающуюся и безумную в ванной.

Я покраснела и опустила голову, надеясь, что никто не заметит. Тереза поставила передо мной тарелку с пастой. Обычно я предпочитала легкий ужин, но, пропустив обед, отчаянно проголодалась. Пахло божественно.

— Граце, Тереза, — проговорила я.

Женщина похлопала меня по плечу, быстро сказала:

— Такая худая. Кушай лучше.

Я заулыбалась, вспомнив, что мама примерно так же пыталась откормить меня, сетуя на худобу ребенка.

— Согласен полностью, — тихо проговорил Глеб, когда помощница ушла.

Я намотала пасту на вилку и оправила в рот. Сливочный соус и свежая рыба сделали блюдо просто божественным. Но мне не давали покоя слова Глеба.

Я не сдержалась и написала ему.

Л. Поддерживаешь углеводы вечером? Знаешь ведь, что мне нельзя.

Г. Тебе можно. Тереза права. Слишком худая.

Л. Кому нужна толстая модель?

Г. Ты и худая особенно никого не привлекаешь.

Я сжала губы, усилием воли заставляя себя расслабиться и не реагировать слишком остро. Как-никак, а он был прав. Но эта правда колола глаза. Вообще, Москвин, кажется, во многом был прав. И это адски раздражало.

Пока я боролась с раздражением и жевала, он написал мне еще.

Г. Не обижайся, Лесь. Просто мне нравится чуть больше мягкости в женских изгибах. А для коммерции твои объемы действительно хороши.

Л. Спасибо.

Пока я искала какой-нибудь саркастический смайлик, он снова написал.

Г. Это не комплимент.

Л. Я не сомневалась.

Г. Ты такая нервная. Похоже, кто-то был послушной девочкой и не получил оргазм.

Л. Да пошел ты.

Г. Мое предложение в силе. Хочешь?

Я копировала текст, чтобы продублировать предыдущее сообщение-посыл, но в этот момент мне на ногу легла ладонь Глеба. Мы были скрыты столом и дистанцией. Кажется, никто не заметил, что я вздрогнула.

Вилка затряслась в пальцах, но я удержала и ее, и стон во рту.

Глеб коснулся меня чуть выше колена. Вроде бы ничего особенного, но его пальцы тут же стали поглаживать, что усугубляло мое состояние.

Ребята о чем-то тихо переговаривались, пока я снова закипала от умелых ласк демона-искусителя.

Или все-таки дело было во мне? Почему я так остро на него реагировала? Ник ведь тоже меня касался. И Слава с Андреем. Но от их близости я скорее испытывала неловкость, чем это безумное сексуальное дребезжание, что преследовало меня вместе с Москвиным.

— Леся, а ты где живешь вообще? — не в тему вспомнила о моем существовании Лика.

Я не донесла вилку до рта. Глеб чуть сжал мое бедро выше, и это как будто означало поддержку, а не издевательство. Иллюзии — мой враг. Нельзя думать, что Москвин на моей стороне.

Сам хозяин дома, похоже, с этим не был согласен. Пока я подбирала слова, он спокойно ответил моей сестрице:

— Леся живет на хозяйской половине дома, в небольшой комнате. К сожалению, ей не хватило места в нормальных апартаментах для гостей с видом на море.

— И что? Она ночует в конуре для прислуги? Ну, норм. Ей не привыкать, — съязвила Лика.

Я и не думала реагировать. Полагаю, она удивилась бы, узнав, что я сплю в постели Москвина. Неприятно удивилась. Меня же в этот момент сей факт вообще не печалил, а радовал. Глеб тоже не стал продолжать разговор. А вот Ник решил вступиться.

— Леська, давай ко мне перебирайся. Кровать огромная. Ты меня на ней не найдешь. Но если очень захочешь, то я могу и не прятаться.

И он пошевелил бровями, намекая на все.

— Спасибо. Я буду иметь в виду, — нейтрально ответила я.

На этом тема была исчерпана. Ник стал рассказывать об отелях и номерах, о кроватях и диванах, на которых он когда-либо спал. Андрей подсказывал ему самые забавные и знаменательные места. Лика смеялась, Стася острила. Вика о чем-то тихо говорила со Славой. Кажется, у них было много общего.

А я снова пыталась есть и не давиться, потому что рука Москвина пробиралась все выше, дразнила меня все сильнее. Я постоянно ерзала и отпивала воды из стакана, но это не помогало ни остыть, ни успокоиться. Требовать прекратить это издевательство было бы глупо. Лучше игнорировать, не показывать, как это меня заводит. Чтоб его черти домой забрали!

Между делом Глеб успевал даже строчить мне сообщения, которые я не читала, но видела, как телефон мигает конвертиками от него.

Что за сволочь, господи!

Видя, что я игнорирую телефон, он совсем обнаглел и прошептал мне на ухо: