Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Господи, как я счастлив! Вольтер, ты и маман, больше мне ничего не нужно! Впрочем, еще Глинка.
Именно эту фразу они потом будут к месту и не к месту вставлять в дипломный спектакль по Шекспиру – «Много шума из ничего». И радоваться своему хулиганству. А все потому, что к ним на спектакль тогда пришел Юрий Богатырев.
Он стал для них легендой. Новой звездой, на которую надо было равняться. Горой. О такой карьере они могли только мечтать. Им казалось – нет ничего прекрасней, чем оказаться в обойме Никиты Михалкова.
* * *
А вскоре этот «человек-гора» нежданно-негаданно станет ее партнером по фильму… «Нежданно-негаданно». Впервые они встретились у режиссера Геннадия Мелконяна в гостинице на Мосфильмовской.
Оба старались произвести друг на друга достойное впечатление. А потом выпили шампанское. И как-то быстро подружились.
Актриса вздыхает:
– С Юрой нельзя было не дружить – он был абсолютно очаровательным человеком. Он был талантлив, красив, вежлив и невероятно воспитан. Причем естественно.
Когда в комнату входила любая женщина, даже пожилая костюмерша, он вставал. В первый раз я посмотрела на него с удивлением. И он объяснил: «Я не могу, когда женщина входит, надо вставать». И он действительно вставал. Даже если женщина вползала в рафик, он и там пытался встать! Это было у него абсолютно естественно и искренне.
* * *
Они начали работать. По сценарию у них была любовь. Но… пошли проблемы.
– Режиссер страшно нервничал, везде искал какие-то подвохи, интриги. Материала нам не хватало. И хотя Юра был уже вроде звездой, но его интеллигентность и скромность мешала дать отпор нападкам. А бестактный режиссер мог запросто сказать, что фильм получается хороший, но он все портит. На что Юра вежливо спрашивал:
– Что же, деточка, тебя не устраивает в моей игре?
– Твоя анемичная мимика, – говорил Мелконян актеру МХАТа, где, в общем, не принято «хлопотать лицом».
Но эти проблемы на фильме нас с ним очень подружили. Мы держались друг за друга, потому что нам доставалось обоим. Мы с ним страшно сблизились на этом фильме.
Тогда Догилева, как неопытная актриса, думала, что картина будет ужасающая – по тем скандалам и истерикам, которые закатывал режиссер. Она была настолько уверена, что это плохо, что даже не пошла на премьеру фильма в Дом кино, чтобы избежать позора.
– А Юра пошел, он был мудрее меня. Потом позвонил, говорит: «Ты знаешь, Эйзенштейн прав: кино – это искусство монтажа. Он что-то там смонтировал, и получилось очень даже ничего!»
* * *
Эта дружба продолжилась и после съемок, что нечасто встречается у артистов. Догилева смеется:
– Мы везде ходили с ним как Шерочка с Машерочкой – за ручку, в обнимочку. И даже пошел слушок, что мы вместе. Как-то на телевидении нас кто-то напрямую спросил: «Вы поженились?» Но наши взаимоотношения не были настолько близки…
Уже тогда ее поражало, как он переживал трудные периоды без съемок:
– При мне он держался с юмором, с иронией, искал какие-то другие пути.
Много работал на радио, читал цикл стихов Есенина. Помню, вспоминал, как Качалов читал «Дай, Джим, на счастье лапу мне…». Его удивляло, что Качалов читал стихи так радостно.
– Представляешь, – говорил мне Юра, – человек говорит: «повоем». Как ему плохо, что только выть на луну осталось…
* * *
По словам актрисы, в такие минуты он воспринимал окружающий мир минорно.
– У него были очень тяжелые периоды, потому что он был очень одинок – несмотря на бурное окружение, большое количество друзей и приятелей. Настоящих друзей у него было немного. Его квартира на Гиляровского всегда была полна каких-то странных людей. А Юра был настолько мягок, что не мог их выгнать. А те мотивировали свое присутствие в его доме заботой о Юре. Иногда просились «пересидеть» до поезда. Но я нечасто бывала в его квартире. Мы больше встречались у меня или в гостях у его друзей.
* * *
Догилева убеждена, что у Богатырева врагов не было.
– Если и были, то, скорее, он их придумывал. Но я не помню, чтобы он говорил, что ему кто-то завидует. Он ведь никому не делал зла, был очень беззлобный человек. Ему, в принципе, кроме ролей, немного было надо. Хотя зарабатывал очень прилично. Ведь одно время он снимался не переставая. По советским временам это были немаленькие деньги. Но у него никогда не было денег – даже купить себе зимнее пальто или дубленку. Тогда это был дефицит, он ходил в полушубке, который ему продал дворник театра. Все деньги улетали с гостями…
Но с ней он вел себя галантно, по-мужски.
И никогда не обращался за помощью. Мог только пожаловаться, что на ту роль взяли не его, а другого артиста. Это значит, такой плохой период у него наступил…
* * *
Женским вниманием Богатырев обделен не был.
– Мои подруги очень часто на него претендовали – это был завиднейший жених. Особенно в период, когда он играл героев, когда еще не перешел на характерные роли. Он от таких атак защищался по-своему. Отговаривался легендарной женой-архитектором. Когда я спрашивала его, почему он не женится, он печально отвечал мне, что женат, подразумевая какую-то трагическую историю Средневековья, – рассказывает Догилева. – Я не верила, смеялась: «Перестань!» – «Честное слово, я женат». – «Ну, а где твоя жена?» – «Моя жена – архитектор Зина».
И мы начинали хохотать. Хотя мне было непонятно, правда это или нет.
Но на этом мы остановились. На архитекторе Зине. И нам было удобно, что у него мифологическая жена. Потом уже я узнала о реальной жене Наде, но ее конкретного следа я не ощущала. Я ни разу ее не встретила в его квартире. И не слышала о каких-то общих бытовых проблемах. Может быть, они жили прекрасно и чудесно, но в нашем общении это был какой-то символ.
* * *
Догилева вспоминает, что отдыхать Юрий не умел и не любил. Говорил, что урбанист, что любит город и ненавидит сельскую жизнь.
– Ему профессия заменяла всё. Наверное, это была большая ошибка. Но он из профессии сделал религию. И как только кончалась профессия, то жизнь для него становилась неинтересна, депрессивна и скучна. И тогда он подстегивал себя алкоголем. В то время это не считалось грехом, – вздыхает Догилева. – Тогда все пили, это считалось модным, даже знаком протеста. Но одни как-то справлялись, а Юра в пьяном состоянии был неуправляем. И понимал это, называя себя «летающим шкафом». Совершенно невозможно с ним справиться было в таких ситуациях…
Но когда он работал, ни о каком алкоголе не могло быть и речи. К тому же ему надо было худеть, у него была очень широкая кость. Лишний килограмм делал его уже очень толстым. Поэтому, чтобы быть героем, он месяцами сидел на твороге и на зелени. А как только начинал выпивать, то терял контроль над аппетитом. И тут уже начиналось чревоугодие. Тем более что он готовил хорошо.