* * *

Догилева не может назвать ни одной роли, которую бы он сыграл плохо:

– Он ведь никогда плохо не играл. Все играл хорошо. И видимо, ждал, что это оценят. Что ему дадут еще более интересные роли. А наша актерская жизнь совершенно непредсказуема. Тут нет пропорциональной зависимости. Поэтому у него бывали периоды простоя, когда он просто не знал, куда себя девать. И тогда вокруг него появлялись странные люди… Но это была его жизнь, с его падениями и взлетами. И ничего в ней изменить было нельзя…

* * *

Актриса задумывается.

– Возможно, мы были слишком большие фанатики нашей профессии. Из-за этого очень много трагедий в актерских судьбах, когда люди жизнь подменяли профессией. Но нас так учили. Наверное, в этом была ошибка. А жизнь важнее профессии.

Может быть, Юра успел бы это понять, если бы так трагически не переживал уход из «героев», период простоя. Его терзали несбывшиеся мечты. Например, он каждый раз тихо обижался, когда его не брал в свой фильм Михалков, потому что он обожал его. Михалков был для него «номер один».

И успех тех его первых фильмов невозможно забыть. И для Юры это было каждый раз ударом, обидой, стрессом.

Видимо, его так воспитали, что профессия – главное в жизни. А это неправильно, жизнь сложнее. Я пришла к этому. Может быть, он тоже к этому пришел бы. Но он многое успел сделать. Он действительно представитель прекрасной актерской школы, он незаменим, второго Богатырева нет. Его не забудут, потому что фильмы, где он снимался, – это уже классика. Их будут смотреть, ими будут восхищаться. Юра уже из легенды. Юра Богатырев – это нежность в сердце, это теплота. Потому что, помимо блестящего таланта, он был прекрасный, добрый, светлый человек.

* * *

Кстати, о доброте. Именно ее как основную черту характера Богатырева отмечал и Сергей Шакуров:

– Он был человек позитивно добрый. Доброты бесконечной. Любил делать людям неимоверные подарки. Такие, какие могли выйти только из его светлой головки. Что-то придумывал. Я так не умею. Я бы голову себе сломал, а он из «ничего» мог сделать приятный сюрприз. Очень личный и совершенно бесценный. И ты понимал, что это очень здорово. Это была одна из его грандиозных способностей. Например, так бутылку шампанского дарил, что ты понимал: это не бутылка шампанского, а восторг. У меня осталось много его новогодних открыток – целая поляна цветочная…

Такая была у него внутренняя широта, энергетически емкая, позитивная. Это был очень добрый человек. Он всех любил, и не держал это в себе, не скрывал, обязательно говорил добрые слова. Причем так естественно, просто и адекватно, что, конечно, его все тогда любили.

Но, может быть, ему не хватало эгоизма. Артист должен быть эгоистом, понимаете? Иначе он начинает разваливаться. Но я не могу себе его представить другим.

* * *

Татьяна Догилева помнит их последний телефонный разговор – как он жаловался на скачущее давление. Она советовала отдохнуть. Он отшучивался… А на следующее утро она встретила на улице Лену Майорову. Та плакала.

– Ты слышала, что Юра умер?

– Какой Юра? – не поняла Татьяна.

Актрисы стояли, обнявшись, на улице Горького и плакали…

Планета ТВ ■ Трамплин для славы ■ Мартин Иден против Ромашина ■ Картина маслом ■ Радийная культура ■ Артист-изумруд ■ Страдающий муж ■ «Можно еще дубль?» ■ Бархатный голос ■ Обаятельный Остап ■ Деликатный темперамент ■ Репетиция на подоконнике ■ Последний звонок

Телевидение всегда манило артистов. А уж в застойные 70-е годы – особенно. Как трамплин, с которого они стартовали в большое кино. Например, актер мог годами играть в Театре сатиры и быть никому не известным. Затем выйти один раз в популярнейшем «Кабачке «13 стульев» – и сразу же прославиться на всю страну.

Поэтому попасть на голубой экран стремились все. И Богатырев не стал исключением – он, будучи театральным артистом, считал работу в Останкино для себя необходимой. И его дарование органично вписалось в новый формат.

Ему повезло с режиссерами, среди которых оказался и Анатолий Эфрос. Повезло с материалом – в основном это была классика, русская и западная.

Мужественный Мартин Иден из экранизации одноименной повести Джека Лондона. Подлый Ромашка из каверинских «Двух капитанов». Темпераментный Твинг из «Когда-то в Калифорнии». Сдержанный, даже флегматичный Марк из «Вечно живых»…

Он тонко использовал всю палитру красок, заставляя зрителя задуматься о плюсе в минусе и о минусах плюса. Его «положительные» герои вовсе не так хороши, а «отрицательные» совсем не так уж плохи… Николай I из «И с вами снова я…». Орсино из «Двенадцатой ночи». Шипучин из «Кое-что из губернской жизни». Манилов из «Мертвых душ». Они – живые, объемные образы, выписанные щедрыми живописными мазками, благо исходный материал – классическая литература – только того и требовал.

Но при этом сам актер считал, что не всякому режиссеру классика по плечу, что за классику может браться, прежде всего, человек образованный и интеллигентный.

Что важнее выразить не букву, а дух произведения.

Манилов, сыгранный Богатыревым в швейцеровских «Мертвых душах», поразил как почитателей Гоголя, так и поклонников артиста. Образ получился совсем не хрестоматийным, а новым, свежим, необычным. Манилов у Богатырева – не томно мечтающий о мосте русский барин, а фонтанирующий энергией, темпераментный гедонист. Авторы сделали его более активным, но не в совершении каких-то поступков, а именно в своих несбыточных мечтаниях.

* * *

А еще он был убежден, что есть и особая, радийная культура. Потому что работа на радио стала для артиста не только и не столько побочным заработком, но и ответственным творческим процессом.

В 70–80-х годах актера часто можно было видеть в знаменитом Доме радиовещания и звукозаписи на улице Качалова. Здесь он работает перед микрофоном. Панов в пьесе К. Симонова «Жди меня». Военкор Незлобин в «Науке расставания» В. Каверина. Сальери в «Моцарте и Сальери» А. С. Пушкина. Отец Вики в «Завтра была война» Б. Васильева. Графа в «Выстреле» А. С. Пушкина. Все эти персонажи говорили его голосом.

Он участвует в радиокомпозициях по знаменитым театральным спектаклям – «Двенадцатая ночь» У. Шекспира («Современник») и «Мятеж» Д. Фурманова (МХАТ). С удовольствием читает у микрофона стихи Леонида Мартынова и Тициана Табидзе, Каноата Мумина и Сергея Есенина, Габдуллы Тукая и Надсона…

Именно на радио он наконец читает прозу, о которой мог только мечтать, – «Двенадцать стульев» И. Ильфа и Е. Петрова, «Утро помещика» Л. Толстого, «Дым отечества» К. Симонова, «Прекрасную нивернезку» А. Доде, новеллу «Банкет в честь Тиллотсона» О. Хаксли… А еще – ведет различные передачи. После эфира в редакцию литературно-драматического вещания Всесоюзного радио идут потоком благодарные отклики слушателей.