Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И быстро сбежал по ступеням вниз. Сел в машину, завел мотор и двинулся по узкой улочке к бухте.
Припарковал машину, вышел и спустился к воде. Все потаенные уголки его души вдруг ожили. Он посмотрел на свое отражение и увидел себя таким, как есть, без прикрас. Мрачным, бросившим на произвол судьбы мать и сестру бандитом. Что он приобрел на чужбине за эти тринадцать лет? Был ли счастлив, когда почти каждую ночь ему снилось море? Скрип песка на зубах, крики голодных и наглых чаек? Запах порта, тяга к этому месту, затерянному и неотесанному?
Ярцев склонился к воде и кое-как смыл кровь с лица. Осмотрелся по сторонам. Ничто не напоминало о прошлом. За прошедшие годы порт и бухта полностью поменяли свой облик. Он стал здесь чужим.
Мазда мчалась по городу, лавировала в потоке машин, и также резво проносились у Кати в голове мысли. Вот и встретила она Сашиного брата. Да, прав Саша. Такой ни перед чем не остановится. Очень тяжелый он, Олег этот. И Ната, сразу видно, боится его жутко. Двух слов связать не может. Испортил инцидент все настроение.
Сашенька крепко заснул, и Катя все не решалась его будить.
– Давай покатаемся, пока он спать будет, – немного отойдя от неприятного разговора с братом, предложила Ната. – Город посмотрим. А потом пообедаем в ресторане.
– Желательно, чтобы в меню был детский суп.
– Найдется.
И они поехали кататься.
Город впечатлял. Крутые спуски и подъемы, Русский мост, поражающий своими размерами, смотровая площадка, с которой можно было увидеть город и мост, как на ладони. Во Владивостоке было что-то особенное, такое, что цепляет с первого взгляда и остается навсегда. А главное – он был своим, родным. Русским. Оказывается, Кате не хватало России. Не хватало такой, как Ната. Ей захотелось, чтобы их хрупкая, едва зародившаяся дружба крепла. Захотелось остаться, любить это место, любить Сашину семью. Сколько бы денег не было на счетах у ее мужа, как бы не кричал роскошью их новый дом, а русскую землю это никогда не заменит.
После площадки так и не пообедали. Поехали домой – слишком устал Сашенька от такой долгой прогулки. Уже никому не давал покоя – все капризничал.
Правда, дома так и не лег спать. Накормленный лапшой, разбросал подаренные новые игрушки и снова принялся гоняться за кошкой.
– Что-то Саши нет, – волновалась Катерина. – И трубку не берет.
– До мамы двести километров, – покачала головой Ната. – Может, задержался. Они ведь столько лет не виделись.
– Ну, подождем еще, – согласилась Катя.
А сердце было не на месте. После встречи с Олегом, Сашиным братом, ей было не по себе.
Ярцев появился на пороге внезапно. Он был мрачнее тучи.
– Саша! – бросилась к нему Катя. – Я уже волноваться устала…
– Дорога дальняя, – чмокнув ее в щеку, отмахнулся тот.
– А с лицом что? – высунулась из гостиной Ната.
– Не простила она меня… – горько проговорил Ярцев. – Прогнала. Сказала, видеть меня не желает никогда больше…
– Ну, ты еще легко отделался, – осторожно коснувшись колючей щеки, философски посмотрела на мужа Катя. – Я бы на ее месте тебе напоследок сковородой надавала бы.
– Очень смешно.
– А что ты хотел? Человек похоронил тебя! – всплеснула руками Ната.
Ярцев хмуро покосился на женщин – ты смотри, спелись.
Завибрировал сотовый на столе в гостиной. Ната взглянула на экран. В душе вспыхнуло беспокойство.
– Мама звонит.
Переглянулись все трое и застыли. Сестра потянулась за трубкой.
– Мам, привет… Саша? Да, приехал… Мам, не плачь… Не плачь, пожалуйста… Выгнала, и правильно сделала… Мам, хочешь, я приеду? Не волнуйся, мам… он надолго приехал. И сына своего привез… Не плачь, мама. Я сейчас приеду.
Голос дрогнул и у Наты. Ярцев отмахнулся, ушел на кухню. Катя сглотнула ком в горле и пошла искать сына. В глазах тоже жгло. Она никогда не видела Сашину маму, но вибрации, исходящие от всех троих, чувствовала очень тонко. Ей хотелось, чтобы они помирились. Хотелось показать Сашеньку, такого маленького и непоседливого.
Ната выключила телефон и пришла на кухню.
– Саш, отошла она. Плачет все время, простить себя не может, что прогнала тебя… – поспешно вытерла с лица слезы Ната. – Дай ключи от машины, я к ней поеду. Успокоить ее надо. А ты пока здесь побудь. У нее сердце больное, ей сильно волноваться нельзя. Все уляжется, тогда снова поедешь. Ладно?
– Я не хотел, Ната…чтобы она переживала так из-за меня. Я только прощения попросить хотел…– беспомощно развел руками Ярцев. В горле першило.
– Уладим все, – Ната коснулась его плеча. Постояла пару секунд рядом, а потом сгребла ключи от джипа и заторопилась к выходу.
– Только не гони машину слишком сильно, – попросил Ярцев.
– Хорошо, не буду.
После ухода Наты на кухню пришла Катерина с сыном.
– Саш, ты не обедал, наверное? Давай, я стол накрою.
– Давай. Водку достань.
– Как скажешь.
Он подхватил на руки ребенка. Скользнул по ней взглядом.
– Что это мама сегодня у нас такая красивая?
– Ната постаралась, – улыбнулась Катя.
– Очень хорошо постаралась, – внимательно рассматривая ее лицо и волосы, согласился Ярцев. – Ты у меня красавица.
Она расцвела. Если Саше понравилось, как она выглядит, значит, не зря три часа в салоне провела.
Засуетилась, начала накрывать на стол.
– Кто у нас тигренок? – поднимая Сашеньку над головой, спросил Ярцев.
– Р-р-р, – раздался радостный возглас в ответ, и мальчик вцепился ему в черные густые волосы.
Катерина достала водку, закуски, разогрела горячее. Муж все играл с сыном у окна. Она бросила в их сторону короткий взгляд и улыбнулась.
– Садитесь за стол, мальчики.
– Идем, мама кушать зовет, – Ярцев поднес Сашеньку к столу и усадил себе на колени.
Тот с интересом заглядывал в тарелки и тянулся за вилкой.
– Давай я тебе твою вилку дам, – Катя достала резиновую вилку и всунула сыну в ручку.
– Водку будешь? – откупоривая заиндевевшую возле морозильной камеры бутылку, поинтересовался муж.
– Нет, – покачала головой Катя.
– Ну, как знаешь. А я, пожалуй, выпью. У меня отпуск, и меня прогнала мать. Так что, прошу прощения, но я сегодня слегка не в форме.
Катя подвинула тарелку и ничего не ответила.
Ярцев, игнорируя изящные стопки, налил себе пол стакана водки и одним махом опрокинул горячительную жидкость в себя. Зачерпнул вилкой красной икры. По груди растеклось тепло. Напряжение понемногу отпускало.