это длилось несколько секунд, а потом Маршал отшвырнул девушку в сторону, и я в ужасе поняла, что она мертва…Она просто задохнулась, ублажая этого монстра, а его это нисколько не заботило. Я перевела взгляд на Владимира — он спокойно отпил из бокала, дернув к себе все ту же девку за ошейник с такой силой, что та захрипела, а я снова вздрогнула всем телом.

— Уведи. Ты знаешь куда.

Лев вывел меня из залы. Я думала уйти обратно к себе, но ошиблась, меня заперли в комнате рядом. Перед тем, как оставить там одну, Лев бросил на меня непроницаемый взгляд и вдруг тихо сказал.

— Соблазн и вызов. Запомнишь — останешься жива.

Повернулся ключ в замке, а я вжалась в стену. Меня трясло от пережитого унижения, от того, что я все больше понимала, что со мной в любой момент могут поступить так же, как и с вещью — вышвырнуть, разломать, подарить. Я знала, что такое оргии меня к ним готовили и то, что верхушка таким образом развлекается не было для меня удивлением. Я тоже должна была принимать участие в подобном, если понадобится.

Я простояла там несколько часов в ожидании, глядя на дверь.

Владимир появился неожиданно, застыл на пороге и несколько секунд смотрел на меня, стоящую у стены голую и дрожащую. Он шагнул ко мне, а я вжалась в стену, тяжело дыша, понимая, что настал час расплаты за своеволие. И в тот же момент внутри что — то обрывалось с каждым его шагом, и я еще не понимала, что именно, но кожа покрывалась мурашками потому сейчас он осматривал меня с ног до головы, и я начала задыхаться под этим взглядом. Все такие же темные радужки, а я смотрю в них, осознавая, что стою перед ним полностью раздетая и…уже не чувствую себя униженной. Наоборот, внутри поднимается горячая волна, незнакомая, но разрушительно — сильная. От нее скручивает низ живота, обдает кипятком кожу. Словно все мои нервные окончания оголены, и его взгляд дразнит каждый из них, заставляя мучительно налиться грудь, сжаться в тугие узелки соски. Я невольно выпрямилась, прогнув спину, скорее неосознанно, как любая возбужденная до предела женщина, которая не в силах контролировать желание мощное, сумасшедшее, дикое. Оно раздирает все тело изнутри, заставляет судорожно ловить губами воздух, глядя ему в глаза. Подошел вплотную, прищурился, а я невольно всхлипнула, заметив в его взгляде лихорадочный блеск и ту самую дикость, которая сжигала и меня саму. Такое чувствуешь кожей, подсознательно. И я почувствовала, в ответ в горле застрял стон безумия. И вдруг он ударил меня с такой силой, что голова откинулась на бок, и во рту появился привкус крови, волосы упали мне на лицо…Но я сама не поняла, как схватила его руку и прижала к щеке, которая вспыхнула огнем от пощечины, как заскользила по горячей ладони разбитыми губами. В тишине мое рваное дыхание и биение сердца. Так громко, что я слышу его сама.

Мгновение, и Владим сжал мое горло второй рукой с такой силой, что я не смогла вздохнуть. В голове шум и секундная стрелка…глаза в глаза. И я окунаюсь в адский омут лихорадки своего отражения в расширенных зрачках генерала. Все еще прижимаю ладонь к губам, пачкая кровью. Нагло. Непозволительно. Запретно. Но в сознании затмение. От бешеного наслаждения чувствовать прикосновение…совсем иное, пусть жестокое, сводит скулы и в изнеможении закатываются глаза. Под губами ЕГО кожа, и я скольжу жадно приоткрытым ртом по ладони, не сводя с него пьяного, затуманенного взгляда, с его губ…таких чувственных, манящих, порочных. Неосознанно всем телом к нему… прижаться, почувствовать жесткое касание рубашки к воспаленной груди. Животная потребность, жажда до сухости во рту. Первый безжалостный голод и осознание этого голода.

Меня раздирает боль. Нет, не от невозможности дышать, и не потому что ударил, а иная боль. Примитивная, сумасшедшая, извращенная. Она пульсирует в напряженных сосках, между сведенных ног, внизу живота. Взгляд плывет… а секундная стрелка участившимся пульсом по оголенным нервам и слезами по щекам.

И вдруг его пальцы разжались, рот скривила пренебрежительная усмешка:

— Попытка соблазнить? Смешно и глупо — Он встряхнул рукой, будто сбрасывая с ладони прикосновение ко мне…Так унизительно…А в голове набатом его поставленный голос, полный ледяного равнодушия. — Ты — НИЧТО. Запомни это. — Окинул взглядом с ног до головы, окатив холодным презрением. — Меня не привлекает и не возбуждает твое тело. Забудь обо всем, чему тебя учили на гребаном острове. Единственное, что в тебе есть интересного — это твои способности. Ты ничто. Пустышка, не достойная даже взгляда. И больше никогда не зли меня и не пытайся соблазнить. Это скучно, жалко и не вкусно. Давай! Пошла к себе!

Отшвырнул к двери, и я едва удержалась на ногах. Лучше бы забил до смерти или разодрал мне сознание, втиснулся в него и убил, чем вот так….

— Пошла, я сказал!

Я выскочила из комнаты и столкнулась с той самой девушкой, она окинула меня презрительным взглядом и вошла в комнату царственной походкой. Я не удержалась, обернулась, а она опустилась на колени и, как кошка, поползла к Владимиру, который продолжал стоять посреди комнаты, расставив ноги.

Я не просто плакала. Я впервые рыдала навзрыд. Меня трясло, и я захлебывалась слезами самого первого разочарования, ревности, унижения, ненависти к себе за то, что посмела надеяться, за то, что вообще существую. Вспоминала его холодную усмешку и девушку, которая оказалась намного интереснее, чем я, жалкая и ничтожная. Я мучилась от навязчивых мыслей, представляя, как он касается этой шлюхи, как она извивается под ним, как снова трется об него…

Я уснула почти на рассвете, точнее забылась тревожным сном, все еще вздрагивая и всхлипывая, а утром отказалась от завтрака. Мне хотелось умереть. Сдохнуть, чтобы больше никогда не было так больно. Что я тогда понимала. Глупая. Но первую боль от невзаимной любви помнят все. Ее не забываешь даже с годами. От нее остается самый первый шрам на сердце. Пусть тонкий, незаметный, но запоминающийся навсегда.

В этот день Лев вывел меня на прогулку и повел совсем в другое крыло дома, туда, куда я раньше никогда не ходила. Он остановился неподалеку от ворот, а я увидела, как из дома выносят тела, накрытые окровавленными простынями, как сбрасывают трупы в грузовик. От ужаса у меня перехватило горло и скрутило желудок, но Лев стоял, как вкопанный и не обращал внимание, что я согнулась пополам, исторгая содержимое желудка, глядя на растерзанных