Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так вот, оказывается, когда Париж стал законодателем мод. И Луизе суждено быть свидетелем того, как все это начиналось!
— Я уверена, что вы правы в отношении эпицентра моды, — восторженно заметила она. — А как вы познакомились с Розой? — Луиза снова забыла, что она Габриэлла.
— Разумеется, ко мне ее привела принцесса де Ламбаль. Я сразу поняла, как она талантлива. С тех пор, как ты знаешь, дорогая, она работает на меня.
Они долго тащились по лесной чаще и невозделанной холмистой местности со случайными, крытыми соломой домишками. Весь этот пейзаж уже начинал сливаться в одно пятно, когда они наконец почувствовали под колесами экипажа ровную булыжную мостовую. Подумать только, Луиза в Париже!
— Останови здесь, — приказала кучеру Мария Антуанетта, энергично постучав в окно кареты огромным светло-желтым кольцом с бриллиантами. — После такой долгой езды полезно немного прогуляться. Как считаешь, Габриэлла?
Луиза молча кивнула. Она отчаянно боролась с тошнотой от езды в машине, точнее, в карете, запряженной лошадьми. Таблеточка драмамина[53]вроде той, что мать иногда ей давала в особенно длинных автомобильных поездках, пришлась бы сейчас кстати.
Когда они в своих изысканных нарядах выбрались из кареты, первое, что поразило Луизу, было зловоние. В воздухе стоял густой резкий запах, исходивший, похоже, от гниющих продуктов и потных, немытых человеческих тел. Чтобы сдержать тошноту, ей пришлось прикрыть рот надушенным носовым платком, который она благоразумно сунула в юбки. Почему в этом городе такой… отвратительный запах?
К тому же там было очень шумно. Уличные торговцы хлебом, устрицами, метлами орали во все горло, предлагая свой товар и пытаясь перекричать грохот повозок, которые лошади тащили по запруженным булыжным мостовым.
— Обувь чистим, чистим обувь, подходи! — пронзительно выкрикивал на другой стороне узкой улицы человек в залатанном сюртуке, со щеткой и прочими принадлежностями в руках.
У Луизы мелькнула мысль о семье Пьера, и она неожиданно поняла, почему он боялся потерять во дворце работу садовника. По-видимому, жизнь по эту сторону высоких позолоченных чугунных ворот была нелегкой.
Париж, мягко выражаясь, был совсем не такой, каким она его себе представляла. Во всех французских фильмах, которые видела Луиза, он был прекрасен, словно открытка, и чрезвычайно романтичен. Она думала, что по его улицам ходят модно одетые люди в шарфах «Гермес» и с длинными булками, торчащими из сумок «Биркин», и пьют из маленьких чашечек кофе в элегантных кафе. Теперь же она поняла, что Париж прошлого совсем не походил на киношный.
Высокий каблук атласной туфельки Луизы застрял между камнями на мостовой, и она, чтобы не упасть на скользких от грязи булыжниках и не свалиться в открытую сточную канаву с вонючей водой, ухватилась за Марию Антуанетту. На углах толпились с протянутыми руками маленькие большеглазые ребятишки в потрепанной одежде, выпрашивая монетку или кусок хлеба. Луиза заметила, что их слуги не дают детям подойти к ним. Словно они изо всех сил старались оградить Марию Антуанетту от нищенствующего народа, да и она сама, казалось, не желала замечать то, что было у нее перед глазами.
Луиза принялась искать пришитый к подкладке своей тяжелой бордовой накидки кошелек с мелочью, огорченная и, после версальских роскошеств, не готовая к виду страданий.
— Остановитесь, — твердо сказал ей дюжий слуга. — Вы ведь знаете: если вы подадите хоть что-то, они бросятся на нас всей толпой. Идите спокойно и улыбайтесь. Берите пример с дофины.
Пристыженная Луиза, опустив голову, пошла дальше мимо серых от копоти каменных домов.
— Когда вы подарите нам наследника престола? — раздался из толпы гневный голос.
Луиза взглянула на Марию Антуанетту, которая вздрогнула от этого вопроса, верней, от требования. Наследника? Народ ждал от нее сына. Она была всего на несколько лет старше Луизы, а ее ненавидят за то, что у нее нет ребенка?!
Луизе было горько от ужасающего положения парижан, которые, безусловно, страдали, но не менее горько было осознавать, какой груз ответственности за свой народ лежит на хрупких плечах этой юной девушки. Однако дофина, похоже, мгновенно пришла в себя. Она расправила складки роскошной накидки из кобальтово-синего бархата и гордо зашагала по грязным парижским улицам к магазину Розы Бертен.
Вскоре они прибыли на рю Сент-Оноре[54]. Бутик, о котором ей говорила Мария Антуанетта, известный под названием «Великий Могол», было трудно не заметить благодаря нескольким огромным витринам с выставленными в них прекрасными платьями, украшениями и кружевными накидками, которые, очевидно, и принесли Розе Бертен мировую известность. Сопоставление этого фантастического магазина с той жуткой бедностью, которую она только что видела всего в нескольких шагах от витрин, озадачило Луизу. Привратник в униформе провел их внутрь и широким театральным жестом принял у них накидки.
Мария Антуанетта тихонько вздохнула с облегчением, да и Луиза призналась себе, что ее тотчас успокоила знакомая атмосфера с ее обилием роскошных платьев. После запаха рыбы и помойки их окружил аромат цветочных духов и пудры. Пахло как в Версале.
— Моя дорогая дофина, как любезно с вашей стороны приехать в Париж, чтобы посетить мое скромное ателье, — провозгласила Роза, приседая в легком почтительном реверансе. — И вас, герцогиня де Полиньяк, я очень рада снова видеть у себя. Надеюсь, поездка была не слишком утомительной.
Луиза огляделась вокруг и подняла брови, изумленная тщательно продуманным интерьером. Скромное ателье? Этот магазин своими высокими сводчатыми потолками, табуретками, обитыми розовой парчой с золотым тиснением, диванчиками, стоящими под роскошными пейзажами в витиеватых рамах, и круглыми мраморными столиками с белыми лилиями в высоких вазах напомнил ей комнату для примерки в дальнем конце дворца. Посреди зала стоял манекен, обмотанный красным шелком с пришпиленным к нему объемным турнюром, — похоже, Розу прервали во время работы, когда она собирала свое последнее творение. Скромностью это место определенно не отличалось. Когда Луиза сравнила роскошь этого магазина с тем, что она только что видела на парижских улицах, ей стало немного не по себе.
Роза Бертен, крестная мать французской высокой моды, оказалась тучной женщиной с грубоватым лицом. Она была похожа скорее на крестьянку — настолько ее внешность не соответствовала ее изысканным моделям.
И выглядела намного старше, чем ожидала Луиза. На Розу работали несколько помощниц, которые приветствовали Марию Антуанетту и Габриэллу легким реверансом. Они были молоды, красивы и все в одинаковых изящных розовых платьях. Судя по всему, девушки служили живой рекламой бренда Розы Бертен, которому сама она не соответствовала, во всяком случае внешне.