Луиза посмотрела на Людовика — тот с жадностью обгладывал куриную ногу, и жир капал у него с подбородка, в то время как дофина (как все ее называли) сидела чинно и время от времени рукой в белой перчатке подносила ко рту ложку бульона. Ее аккуратно сложенная салфетка лежала нетронутой рядом с тарелкой. Людовик же, напротив, остановился лишь для того, чтобы положить в рот вареное яйцо и выпить красного вина из кубка, поданного придворным, причем вино потекло у него по подбородку. Казалось, он даже не замечал, что на него глазели люди, стоявшие в нескольких шагах. Бывали ли у супругов хотя бы краткие минуты уединения? Или такого понятия, как личная жизнь, у них не существовало? Луиза не думала, что президент и первая леди государства были бы в восторге от подобной публичности.

Возле стола стояли несколько дам в разного цвета атласных платьях и неподвижно, словно мраморные статуи, ждали, когда Мария Антуанетта изъявит желание, чтобы кто-нибудь из них подал ей следующую вилку или стакан воды, что она делала редко. Луиза заметила, что супруги за весь обед едва ли словом перекинулись. Они только смотрели прямо перед собой, как манекены в витрине «Блумингдейла»[49]или какого-нибудь модного универмага, в то время как их разглядывала зачарованная публика.

Принцесса де Ламбаль, стоявшая рядом с Луизой, не сводила восторженных глаз с Марии Антуанетты, когда та, как мышонок, откусывала крошечный кусочек молодой зеленой спаржи. Это было уже чересчур. Луизе захотелось выйти на воздух.

— Не занять ли нам наши места? — спросила принцесса, указывая на два свободных стула напротив дофины.

Глядя на широко распахнутые невинные голубые глаза лучшей подруги Марии Антуанетты, Луиза вдруг с ужасом вспомнила, как мисс Моррис, стоя за учительским столом, рассказывала о страшном конце принцессы де Ламбаль, когда ее прекрасную голову пронесли на пике по улицам Парижа. «Но сначала отрубленную голову принцессы де Ламбаль выставили в витрине парикмахерской на всеобщее обозрение, чтобы каждый, и в особенности Мария Антуанетта, знал, что произошло», — возник в памяти монотонный голос учительницы.

— Я выйду в сад, — шепнула в ответ Луиза дрогнувшим голосом.

Принцесса извинилась и прошла к своему стулу, где грациозно села, осторожно расправив пышные темно-розовые атласные юбки.

Луизу бросило в дрожь. Принцесса де Ламбаль, в сущности, напоминала ее одноклассниц, старавшихся понравиться популярной в школе девочке. Луиза вдруг содрогнулась, сообразив, что если Габриэлла также была одной из близких подруг Марии Антуанетты, то, может быть, и она скоро окажется в опасности и ее голову тоже насадят на копье!

Луизе во что бы то ни стало нужно было успеть вернуться домой, в Коннектикут, к своей прежней жизни, пока не поздно. Если бы она сделала домашнее задание по истории, то, конечно, знала бы, когда именно произошла Французская революция. И почему она не понимала, что следовало быть внимательнее на уроках мисс Моррис — скучных, но, безусловно, крайне важных, а теперь еще и ставших жизненно важными?

Вот уж поистине драматический способ усваивать знания! Луизе нужно было что-нибудь придумать, поработать головой… пока она еще на плечах.

Луиза быстро вышла из ярко освещенного дворца, вприпрыжку сбежала по низкой белой лестнице, где играли красноватые блики вечернего света, и направилась вглубь сада. Солнце почти село, и обычно людные дорожки были почти пусты. Она потянулась было к голове, чтобы по привычке покрутить прядку, но на голове была напудренная и напомаженная башня.

Луиза свернула на узкую дорожку, где теплые лучи заходящего солнца скользили по светлым камешкам, которые приятно похрустывали под ее каблуками, и неожиданно лицом к лицу столкнулась с садовником, тем самым, кто привлек ее внимание. Молодой человек был по-прежнему в униформе, а его треуголка лежала на траве у его ног. Он стоял, прислонясь к толстому дереву, и смеялся, не отрывая глаз от газеты. Когда он улыбался, его кофейно-карие глаза сияли. На левой щеке у него Луиза заметила симпатичную ямочку.

— Что вы читаете? — с улыбкой спросила она, когда справилась с волнением.

У нее было свойство робеть и смущаться в присутствии симпатичных парней, потому она постаралась побыстрей вспомнить портрет красавицы Габриэллы и сразу почувствовала себя увереннее. Ведь именно ею она сейчас и была. Во всяком случае, внешне. Она шлепнула по газете, которую он держал.

— Ни… ничего! — с запинкой выговорил он и быстро спрятал за спину газетный листок.

— Что там такого смешного? — снова спросила она, теперь уже просто из любопытства, так как заигрывать ей показалось неприличным.

— Ничего, мадемуазель, — повторил он, опустив загорелое лицо, вспыхнувшее румянцем, и по-прежнему избегая ее взгляда.

И тут до Луизы дошло, что он… боится ее! Не ее, а Габриэллу, за которую она себя выдавала. Как бы, не раскрывая карт, намекнуть ему, что она на самом деле вовсе не та, за кого он ее принимает?

— Я не такая, как другие, — наконец обтекаемо изрекла она. — Можете мне доверять.

Он не ответил. Оглушительно стрекотали сверчки.

— Как вас зовут? — спросила она, надеясь выжать из него хотя бы слово.

— Пьер, — тихо ответил он.

— А меня… Габриэлла, — сказала она, и впервые за все это безумное путешествие ей захотелось снова стать Луизой.

В голову пришла странная мысль, что, будь она самой собой, она могла бы понравиться Пьеру.

Когда взволнованный парень поднял голову и впервые посмотрел прямо на нее, Луиза заметила, что глаза у него в едва заметную зеленую крапинку. И почувствовала, как у нее запылало лицо. От смущения она сделала единственное, что пришло ей в голову, — неожиданно вырвала у него из рук газету.

Луиза развернула помятый листок и увидела там рисунок женщины, похожей на Марию Антуанетту. Она была размалевана, как клоун, а из высокой, как башня, прически торчал корабль. Под рисунком была подпись: «Мадам Дефицит». Что это означало? Луиза догадывалась, что смысл был не очень-то приятным, как в злой записке, которую передавали друг другу у кого-то за спиной на уроке математики. Луиза подумала, что если бы Мария Антуанетта увидела эту карикатуру, то садовника расстреляли бы или того хуже…

Неудивительно, что он испугался! Судя по всему, Габриэлла была одной из ближайших подруг принцессы. Но что это за газета? Наверное, во Франции в восемнадцатом веке это было что-то вроде «Нэшнл инкуайер» или «Ю-эс уикли»[50].

— Не знаю, пойму ли я ее, — наконец призналась Луиза.

Садовник вздохнул с облегчением.

— А хотелось бы.

Пьер снова напрягся.