поэтому раненого разместили в багажном отделении, благо оно было довольно просторным. Самое тряское место, конечно, однако машина идет сравнительно мягко, потерпит.

Остальные кое-как уселись сзади, и Виталий мог только утешать себя мыслью о том, что это ненадолго. В конце концов, со своими он, отослав под надуманным предлогом Тамару, связался по трофейному телефону еще вчера вечером, получил добро и сегодня послал сигнал подтверждения. Оставалось только ждать.

Жаль, нельзя было их всех усыпить: снотворного во взятой с базы аптечке было трагически мало. Накормить им втихую Тамару еще пару раз получится, но усыпить четверых крупных мужчин – нет. Тут одному едва хватит. Обезболивающее из трофейных комплектов он вкатил кому смог еще перед транспортировкой, но помогло оно на удивление слабо.

До вечера они смогли вернуться на место вчерашней ночевки. Довольно спокойно добрались: окрестности будто вымерли, гражданских машин почти не было. Разве что тормозил их француз: этого черномазого периодически укачивало, и приходилось останавливаться, дабы позволить ему проблеваться и немного подышать свежим воздухом. Последствие контузии, не иначе, а потому Виталий не возмущался. Остальные терпели.

Один раз встретили бронетранспортер – древний, как динозавр, БТР-60 с трезубцем на борту. Но украинская машина шустро промчалась мимо, не обращая ни на кого внимания. Технически здесь не было ничего удивительного – просто ее экипаж оказался до ужаса занят. Если конкретно, пытался уйти от неспешно фланирующего в небе вертолета, который вроде бы не торопился, но приближался с пугающей быстротой.

Сердце непроизвольно сжалось: машина у Виталия была, конечно, гражданская, но кто этих летунов разберет? Врежут для профилактики из своей тридцатимиллиметровой – и поминай, как звали. Ракету тратить не будут, конечно, но им всем и одного снаряда хватит.

Однако вертолетчики не стали отвлекаться на всякую мелочь пузатую. Пара секунд – и стремительная винтокрылая стрекоза, промчавшись над дорогой, ушла дальше, туда, куда умчался бронетранспортер. Еще минута – и за холмом взлетели столбы огня и грязи, донесся короткий гром взрывов.

– Вот, как-то так, – прокомментировал Виталий.

– Злорадствуешь? – скрипуче поинтересовался сзади поляк.

– Нет, констатирую факт. Злорадствовать для них много чести.

– Небось, сепаратистам сочувствуешь?

Виталий усмехнулся. Громко, чтобы ни у кого не осталось сомнений в его отношении к словам пассажира.

– А ты тоже молчи. Вы, поляки, сами сепаратисты. Или забыл, что твоя типа страна всего лишь отколовшаяся провинция России? Надо будет – напомним.

– Ты…

– Высажу.

Прозвучало это безапелляционно и жестко. А главное, ни у кого не возникло сомнений в том, что Виталий выполнит свою угрозу.

Наемник воздержался от продолжения дискуссии, остальные и вовсе смолчали: похоже, им было все равно, какие у кого великодержавные амбиции. И уж тем более не волновало их, сколько украинцев погибнет в этой войне и как именно это произойдет. Виталия, честно говоря, тоже.

Дальше ехали молча, даже Тамара сидела тихонечко и держала ротик на замке. Это было немного скучно. Зато попалась оказия купить новую покрышку взамен порванной. Как раз проезжали через село, и на пустынной улице Виталий увидел потрепанный, но живой пикап – «эльку», на базе которой, собственно, и был построен его внедорожник.

Притормозил, вежливо постучал в ворота. Сначала кулаком, потом каблуком. Затем передернул затвор автомата, и, очевидно, с той стороны звук узнали, поскольку раздалось испуганное блеяние на тему «кто там» и «моя хата с краю, ничего не знаю».

Ну и не знай, главное, контакт завязался. И уже через пять минут хозяин пикапа осознал, что у него хотят купить колесо. Сообразил также, что если они не договорятся, колесо это скрутят просто так. И возможно, не одно. Поэтому запаску продал с энтузиазмом, хотя, когда ему заплатили гривнами, все же недовольно покрутил носом. И единственным реально недовольным всем этим действом оказался шотландец, которому пришлось немного потесниться.

В общем, добрались без происшествий. Оказавшись в комфортных (не пятизвездочный отель, но все в этом мире относительно) условиях, наемники тут же задрыхли. Разве что поляк долго ворочался, но, в конце концов, затих и он.

Виталий же выбрался наружу и устроился на мощной, на века сделанной скамейке. Видать, когда-то ее ладили, чтобы в жару было где посидеть и отдохнуть. Навес от дождя соорудили опять же… Навес, увы, рухнул, оставив пару изрядно покосившихся столбов, а вот скамья лишь потемнела от времени. С учетом того, что здесь творилось, она имела шансы пережить тех, кто ее ставил. А может, и пережила уже, кто знает.

Зато с нее было удобно смотреть на звезды, благо вечер сегодня выдался отменный – чистое, без единого облачка, небо и практически полное безветрие. Прохладно, конечно… Раньше Виталий на это как-то не слишком обращал внимание, а нынче – увы. Стареем… Но отказывать себе в удовольствии из-за такой мелочи… Виталий решил не обращать на нее внимания и, закутавшись в теплую куртку, просто сидел и смотрел на звезды.

Дырочки в небесном покрывале, через которые Бог наблюдает за людьми, всюду разные. Ему приходилось видеть их и на юге и на севере, над заснеженной тундрой и в африканской пустыне. В горах Кавказа и над Сахалином небо совершенно разное. И здесь оно тоже имело собственную, неуловимую глазом, но притом неповторимую индивидуальность.

Нельзя сказать, что Виталий был ценителем прекрасного, но медитации он был не чужд, а созерцание звезд в этом плане ничем не хуже японского сада камней. И обходится дешевле. А главное, вполне легитимный повод уйти и не находиться в одном помещении с четверкой наемников. Не то чтобы они его напрягали, но храпящие, стонущие, да вдобавок несколько дней не мывшиеся люди, еще и с запущенными ранениями в довесок, были не самыми лучшими соседями.

Виталий отдавал себе отчет в том, что и сам ныне благоухает отнюдь не розами, но все же одно дело свое, родное, и совсем другое – когда воняет от кого-то другого. Разное восприятие со всеми вытекающими. На этом фоне легкий холодок, пробивающийся сквозь ткань, выглядел предпочтительнее.

Впрочем, насладиться одиночеством ему не дали. Сзади раздались шаги, легкие, но в ночной тишине вполне различимые. Виталий, не оборачиваясь, кивнул головой:

– Чем я старше, тем больше понимаю Бабу Ягу. Тоже охота свалить в темный лес и убивать всех, кто рискнет зайти в гости. Садись, царица Тамара.

– Услышал. И узнал. – В голосе звучала некая толика недовольства.

Третьяков лишь усмехнулся в ответ:

– Ты не умеешь ходить. В смысле, тихо ходить. Не расстраивайся, как женщин ни учи, но им это или дано от природы, или нет. Тебе не дано. А что узнал… Понимаешь, кроме