– У меня, в Пскове, на подворье свои белошвейки, – повернулась она к Герде, – надо будет и их обучить. Хорошего белья много не бывает.

От белошвейки отправились бродить по мастерским портных и модным домам, пока не нашли – не без подсказки Дарьи – того мастера, который пришелся Герде по вкусу. Вот у него она и заказала себе сразу три платья, каждое следующее роскошнее предыдущего. Первое, выдержанное в изумрудно-зеленых тонах, было «попроще», но в нем не стыдно было посетить оперу или прийти к кому-нибудь с частным визитом, второе – синее с золотым узорным шитьем – в принципе, подходило для приемов любого уровня точно так же, как и для бала. Ну а третье – из серебристой парчи и дымчатого шелка – должно было стать и вовсе сказочным, в особенности если надеть к нему бриллиантовую или сапфировую парюру или жемчужный комплект. Довольная заказом, Герда на радостях купила у мастера два готовых платья, красивых и удобных, которые оставалось только подогнать по фигуре.

От кутюрье пошли к башмачникам, от них к скорнякам – Герда захотела соболиную шубу, потом – к перчаточникам и шляпникам, и так до тех пор, пока ее не одели с ног до головы. А между тем и этим – день-то длинный – отобедали в отличном трактире, а несколько позже посидели в настоящей новгородской чайной, где пили черный чай с незнакомыми Герде сушеными ягодами: клюквой, брусникой и морошкой.

И уже ближе к вечеру, из одного лишь любопытства забрели в цинской слободе к оружейникам. Чего тут только не было. У Герды от обилия неведомых образцов оружия даже глаза разбежались, и она, словно ребенок в лавке игрушек, бросилась осматривать, пробовать, примерять. Все эти вещи были прекрасны и удивительны, необычны и наверняка предусматривали совсем другую технику боя, чем та, которой была обучена Герда. И все-таки, все-таки… Она брала в руки то и это, гладила пальцами вороненую сталь и совсем уже собралась уходить, когда на глаза ей попалась кольчужная рубашка, явно сработанная под юношу, а не под взрослого мужчину. На глаз, она должна была быть Герде почти по размеру. Частое плетение – шесть в один, малый диаметр колец, серебристого оттенка закаленная сталь и необычный воротник-стойка, укрепленный кожаными ремнями.

«Я хочу эту кольчугу! – простонала Герда мысленно, взвешивая в руках эту цинскую броню. – А легкая какая! Одиннадцать фунтов[25], ну, может быть, двенадцать… Хочу!»

– А под меня подогнать сможете? – спросила она цинца-оружейника.

– Госпоза мозет сняти суба? – поклонился ей в пояс мужчина.

– Да хоть догола! – рассмеялась Герда, сбрасывая шубу и шапку и начиная напяливать на себя кольчугу.

– В плесях холосо, – оценил мастер. – В груди надо добавить… Госпоза позволит вопрос?

– Спрашивай! – кивнула Герда, заметив, какими огромными глазами смотрит на нее сестра князя Ивана.

– Для сего вам кольсюга, госпоза?

– Для боя, разумеется, – повела она плечами.

– Тогда мозно добавить нагрудник, – предложил оружейник. – Короткий пансирь по форме груди…

– Хорошая идея! – восхитилась Герда. – Светлый, полированный с черной насечкой.

– Как приказет госпоза, – снова склонился в поклоне цинец.

– Бумага есть? – спросила тогда Герда. – Перо, чернила?

– Кисть и тушь, – предложил мастер.

Кистью Герда писать умела, научилась в Коллегиуме, где так рисовали гексаграммы и пентаграммы.

– Давай!

Взяв лист рисовой бумаги, она обмакнула кисть в туш и буквально в несколько касаний нарисовала геральдического василиска, изображаемого обычно на гербе Эринора.

– Такого зверя сможешь вытравить?

– По васему слову, госпоза!

– Отлично! – улыбнулась Герда.

– Спроси его про меч, – подсказала Другая Она, появляясь рядом с Гердой.

– А нет ли у вас, мастер, – спросила она вслух, – не слишком длинного и тяжелого меча? Что-нибудь под мою руку?

– Есть! – расплылся в улыбке цинец и через минуту передал Герде необычный меч.

Он был не слишком длинным – на глаз где-то два фута[26] – с длинной ровной рукоятью без гарды и навершия. Довольно узкий, чуть изогнутый, с односторонней заточкой и острым концом. Таким мечом можно было рубить и колоть, как и привычным Герде абордажным. Но этот явно был легче, не больше двух фунтов[27] веса.

– Он чудо! – сказала Герда, любуясь попеременно мечом и лаковыми ножнами к нему. – Что это такое?

– Это ниппонский мес, – объяснил цинец. – Называют «катана».

– Беру!

Так Герда разом стала обладательницей отличной кольчуги и великолепного меча. Не то чтобы она собиралась воевать, но, как говорят в Гардарике, запас карман не тянет, а жизнь, как она уже неоднократно имела возможность убедиться, не прогулка по цветущему лугу.

* * *

Это были хорошие дни. Веселые, вкусные и звонкие, наполненные дружеским теплом, согревавшим посередине суровой северной зимы. Однако где-то в глубине души жили опасения, от которых не так-то просто отделаться.

«Вот будет фокус, – думала моментами Герда, – если и этот сон развеется, как дым, как утренний туман…»

Жизнь приучила ее, что к хорошему привыкать нельзя. Каждый раз, как только ей начинало казаться, что все уже наконец устроилось, наступал момент истины, и на поверку все ее планы оказывались всего лишь глупой розовой грезой. Возможно, поэтому дни, прошедшие с момента ее приезда в Новгород – такие замечательные и такие невозможные после всего, что выпало на ее долю, – не успокаивали Герду, а, напротив, заставляли ее нервничать. Все было слишком хорошо, чтобы быть правдой.

«В чем подвох?»

Но, сколько она ни вглядывалась, не могла обнаружить никакого реприманда[28]. Не видела причин для беспокойства и Другая Она. Дарья Полоцкая – жена псковского посадника Кротова – похоже, и в самом деле, была хорошей, доброй и веселой женщиной, которой было интересно проводить время с Гердой, тем более что она любила брата и хотела ему только добра. Гердой же она занималась и потому, и поэтому, в охотку и без напряжения. Провезла по городу, показывая дворцы и храмы, познакомила с несколькими новгородскими аристократками, представляя им Герду как виконтессу ди Чента из далекого Горанда, приехавшую к ним с Иваном в гости. Кормила незнакомыми Герде новгородскими яствами, типа тушеной медвежатины, кулебяки с осетриной или блинов с икрой, поила сорокалетним ставленым медом, оказавшимся ничем не хуже вина, а возможно, что и лучше, старкой, настоянной на грушевом цвете, и смородиновым квасом. Отвела в настоящую русскую баню, построенную в парке, на задах Полоцкого подворья. Баня была большая – целый дом, где кроме парной и бассейна с ледяной водой, имелось несколько комнат для отдыха и переодевания, не говоря уже о кухне, буфетной и столовой комнате.