диковинное животное в зоопарк.

Наугад выбираю одну из двух пар.

На этом и заканчивается шопинг. Если не брать в расчет блиц-забег по магазинам нижнего белья и чулок, косметики и парфюмерии.

Слава богам, добираемся до дома!

В фойе нас встречает все тот же охранник и рассыпается в комплиментах «несравненной Нелли Эдуардовне».

Отчего она морщит носик и нетерпеливо закатывает глаза.

Едва открыв дверь квартиры, мы словно попадаем в оранжерею.

Весь просторный коридор заставлен шикарными букетами цветов! Сколько же их здесь? Десять? Пятнадцать? Двадцать?

И если «бабуля» лукаво улыбается, то мой рот широко открывается от удивления.

— У вас так принято, заранее поздравлять именинников? — единственное, что могу выдать.

— Вообще-то нет, — она улыбается все шире, обходя каждый букет. — Хм, дорогая, тут и для тебя есть букет.

— Что? — я бросаю бумажные пакеты на пол и спешу к цветам.

— Ооо, тут даже не один букет для тебя, — Нелли Эдуардовна быстро заглядывает во все карточки. — Пять, дорогая, для тебя пять этих чудесных букетов.

— От кого они? — я дрожащими руками пытаюсь развернуть первую открытку, но она не поддается.

— И мне очень интересно, — раздается строгий ледяной баритон опекуна за моей спиной.

Я вздрагиваю и замираю, боясь обернуться. Боясь увидеть за спиной Диму. И еще больше боясь, что все это мне померещилось!

Склоняю голову ниже к открытке.

Сердце готово выпрыгнуть из груди.

Вмиг одеревеневшие пальцы, наконец, справляются со сложенной карточкой.

— От Ржавого, — выдыхаю я.

Не оборачиваясь на возмущенное сопение, несусь к остальным букетам. Так и есть, Ржавый, Рыжий, Саныч, Андрей и Барбадос. Пять букетов от пяти «братишек»-байкеров с благодарностью за все.

На душе моментально теплеет. В этой огромной холодной столице есть несколько человек, вспоминающих обо мне. Вероятно, добрым словом.

— Мама, — строго спрашивает Дмитрий. — Что все это значит?

— Это, дорогой, значит, что у нас с Катюшей есть поклонники. И они не бросают и не забывают своих дам перед важными событиями в их жизни, — чеканит Нелли Эдуардовна каждое слово.

Никогда не слышала, чтобы она так разговаривала с сыном. Ее негромкий голос практически звенит от гнева.

Чувствую нарастающее напряжение. И решаю смыться от греха подальше.

— Простите, — попискиваю я и, подхватив пакеты, несусь к себе в комнату.

Заваливаюсь на кровать и включаю музыку.

Еще какое-то время, скидывая наушники, я слышу их голоса из коридора. А потом все стихает.

Квартира погружается в тишину. Даже прислуга не спешит показываться из своих комнат.

Ужина, видимо, тоже не будет. Не беда!

Вытряхиваю покупки на кровать.

Вешаю роскошное платье на плечики.

Открываю коробку и надеваю на ноги туфли. Ах, какие они классные!

Разглаживаю дорогое бесшовное белье.

Каково это всегда так жить? Ни в чем себе не отказывать? Смотреть на всех как на говно, при этом будучи неплохим человеком?

Откидываюсь на кровати, подложив руки под голову.

Задираю ноги к потолку и любуюсь туфлями.

Сама не замечаю, как засыпаю.

Холодный вязкий омут воспоминаний затягивает меня. Ну вот опять…

Вставляю ключ в замок. Ключ никак не хочет поворачиваться. Хмурюсь. После того, как Катя съехалась с Эдиком, у меня все сыпется из рук, ломается или заедает.

Словно я без нее не существую и наша, наменянная из «сиротских» метров, квартира не желает подчиняться мне одной.

В бессилии пинаю дверь, и она к моему удивлению распахивается. А там…

Роняю на пол сумку и падаю на колени перед распростертой на полу Катей.

— Катя, Катюша… — я хватаю ее за руку.

Она словно сломанная кукла лежит без сознания среди разгромленной мебели.

Ее руки, покрытые синяками и ссадинами, запрокинуты. Словно она защищалась. Зная Катю, я уверена — защищалась. До последнего!

Ее небольшой, но уже различимый беременный животик выглядит неестественно. На кровь, что темным пятном растекается под ней, я смотреть не хочу.

— Катюша, ты меня слышишь? — слезы катятся по моим плечам.

Я сжимаю ее ладонь. Теплая.

На ее заплывшем и посиневшем от кровоподтеков лице дрожат веки. Вместо слов различаю только хрип. Стараясь не отпускать ее руку, пытаюсь дотянуться до своей сумки.

Поддеваю ее мыском ботинка.

Вытряхиваю содержимое прямо посередине беспорядка в прихожей. Среди мелочевки и обломков мебелт нахожу свой сотовый.

— Скорая? Помогите! Моей подруге плохо! Она умирает! — кричу я в трубку.

— Да не знаю я, что случилось, — реву в трубку, а диспетчер на том конце начинает нервничать. — Нет, я не пьяная. Прошу помогите, она умирает. Она вся в крови. Адрес? Улица генерала Пикалова, дом четыре, квартира семнадцать. Прошу вас, быстрее…

На удивление скорая приезжает быстро или мне это только кажется. А может это во сне все так быстро?

Они осторожно поднимают поломанную Катюшу с пола и увозят в черноту ночи…

Чернота окружает и меня. Холодная, злобная.

Вздрагиваю от телефонного звонка.

Я не успела раздеться. Хотела поехать с Катей в скорой, но не могу вспомнить, почему не поехала. А сейчас я задремала на кресле с окровавленной тряпкой в руках.

Тряпка давно выпала и оставила кровавые разводы на моих джинсах. Тупо смотрю на грязное причудливое пятно…

Снова раздается трель звонка.

Вздрагиваю и нахожу свой сотовый на полу. Незнакомый номер.

— Да?

— Екатерина Невзорова? — интересуется на том конце неприветливый женский голос.

— Нет, она…

— Людмила Назарова дала нам этот номер, — нетерпеливо перебивает меня женщина на том конце провода.

Так, стоп! Людмила Назарова — это я! И я никому не могла дать свой номер, чтобы по нему искали Катю.

— А вы кто? — задаю резонный вопрос.

— Реанимация Областной Клинической Больницы. Сегодня к нам по скорой доставили гражданку Назарову. Но если я ошиблась номером…

— Нет, нет, — почти кричу в трубку, боясь, что она отключится. — Простите, я только проснулась. Сразу не поняла. Что с ней? Как Ка… Люся?

— Она в тяжелом состоянии. Переведена из операционной. Нам нужны ее документы…

— Документы? — эхом повторяю я, стараясь сообразить, что от меня хотят.

— Да, паспорт, СНИЛС и медицинский полис.

— Я все привезу. Можно мне будет ее увидеть?..

— Девушка. Она в реанимации. К ней не пускают даже следователя. Подвозите документики, — наставительным тоном вещает женщина и вешает трубку.

А мне так много еще надо спросить. Например, почему Катя назвалась моим именем?

— Девушка, я вам в сотый раз повторяю. К ней нельзя, — начинает злиться медсестра на посту.

Я на перекладных практически еще до рассвета добралась до Смоленска.

Кутаясь в старую куртку, курила в больничном дворе и ждала, когда откроют отделение. И вот теперь меня не хотят пускать.

— Я все понимаю, но я только на минутку… на