– Разбойники были заняты грабежом и потому не успели схватиться за оружие, когда мы атаковали их на галопе. Всякий уважающий себя дворянин и офицер поступил бы так же. Но кажется, сударь, вы меня в чем-то подозреваете?

– Вас подозревает мадам де Сен-Венан, а я лишь веду это непростое дело. И, согласитесь, в нем есть странности.

– Не вижу ни одной!

– Вы утверждаете, что уничтожили бандитов и спасли несчастную даму. Однако на следующее утро в вашем доме обнаруживается один из пистолетов ее мужа.

– Я мог бы сказать, что захватил его на память, скажем, в качестве трофея, и знать не знал, кому он принадлежит, но все значительно проще. Одному из разбойников, орудовавших у кареты, удалось скрыться. Должно быть, вернувшись до приезда жандармов, он и прихватил этот весьма дорогой и прекрасного качества пистолет.

– Вы хотите сказать, что разбойник, промышлявший в лесу, и вор, забравшийся в ваш дом, – одно и то же лицо?

– Возможно. – Я недоуменно поднял брови. – Хотя грабитель мог продать пистолет или обменять на что-нибудь.

– Еще одно совпадение. Вернее, даже два. Ваш лесной негодяй продает оружие городскому вору, и тот идет именно с ним и именно в ваш дом. Причем именно в тот день, вернее, ночь, когда произошло злодейское убийство на дороге. Когда же полиция обнаруживает труп, при нем нет ни оружия, ни орудий взлома, ни награбленного, ни вообще чего-либо, что бы указывало на преступные замыслы несчастного.

При этом вы говорите, будто из дома пропали некие бумаги личного свойства, отказываясь обнародовать их содержание. Мадам де Сен-Венан также утверждает, будто и у нее пропали бумаги. Правда, совсем иного толка. Но тем не менее на моей памяти, а я уже скоро двадцать лет служу в полиции, это первый случай, когда наших безыскусных преступников, радующихся золотым монетам и серебряным подсвечникам, вдруг всех до одного начинают интересовать какие-то бумаги. Поймите меня правильно, граф, я не желаю вас обвинять, но мне бы хотелось услышать внятные и исчерпывающие ответы на все интересующие меня вопросы.

Порой из дурных качеств складываются великие таланты.

Франсуа де Ларошфуко

Протвиц неспешно встал из-за стола и, сложив в замок руки, громко хрустнул пальцами. Должно быть, в этот момент он с наслаждением предвкушал, как будет искать спасения в уловках и неумелой лжи попавшийся в силки аристократ. По всей видимости, ему, всю жизнь проведшему в тесном полицейском мундире и лишь благодаря этому выбившемуся из самых низов, отчаянно хотелось заставить ползать на коленях потомка одного из знатнейших родов Европы.

– Что за бессмыслицу вы городите? Пистолеты, бандиты! – возмутился я. – Стоило мне согласиться помочь вам разобраться в деле, к которому я действительно имею касательство, как вы здесь вывалили три короба ерунды, пытаясь возложить на меня вину за вашу собственную неумелость. Это вы, милостивый государь, – мой голос обрел металлическую жесткость, – должны мне ответить, кто и почему охотится на меня и госпожу де Сен-Венан? Почему преступники пытались бросить тень на мое имя? Вам не приходило в голову, что пистолет и вовсе хотели подбросить, тайно засунув в секретер, а мы лишь спугнули преступника, заставив его действовать по обстоятельствам?

– А как же пропавшие бумаги? – ядовито глядя на мое возмущенное лицо, тихо проговорил сыщик.

– Это были письма, частные письма! – возмутился я. – Содержание которых ни вам, ни ему не важно. Во всяком случае, полиции не должно быть никакого дела до того, что это за письма и от кого они. Но я не исключаю, что вор надеялся отыскать в них что-либо, позволяющее шантажировать меня.

– Все это как-то… очень сложно, – с сомнением покачал головой полицейский чиновник. – Венские преступники не склонны к чрезмерному мудрствованию. А уж рисковать головой, чтобы раздобыть какие-то письма, они и вовсе могут согласиться только в том случае, если будут доподлинно знать, что и где искать и насколько весомый куш принесет им такое опасное дельце.

Под потолком кабинета дробно зазвенел колокольчик. Лицо Протвица моментально приобрело вид почтительно-благоговейный, так что у меня не оставалось сомнений, что вернувшийся полицай-президент вызывает на ковер свою любимую ищейку.

– Прошу извинить меня, ваше сиятельство, я должен вас оставить на несколько минут. Полагаю, это вам даст время оценить обоснованность моих вопросов. – Он поклонился с подчеркнутой церемонностью и вышел из кабинета.

Я услышал, как щелкнул дверной замок, и лишь недоуменно развел руками. Должно быть, господин Йоган Протвиц в меру своего разумения полагал, что сделал тонкий психологический ход, заставив подследственного нервничать. Оглядевшись вокруг и с грустью убедившись, что, кроме сборников законодательных актов и заметок самого следователя, читать в кабинете нечего, я вызвал Лиса, спеша принести ему радостную весть о своем аресте.

– В чем проблемы, Капитан? – энергично отозвался Сергей.

– Представь себе, я под замком, – меланхолично сообщил я.

– Шо, честно? – искренне поразился Лис. – Ну, все как обычно! Не лорд, а какой-то Аль Капоне! По улице не пройдешь, чтобы не загреметь на нары. А с каких, позвольте узнать, бодунов?

– Протвиц решил, что мы с тобой опасные душегубы, охотящиеся за сокровищами богатых вдовушек. Вернее, сначала оставляющие их вдовушками, а затем охотящиеся за сокровищами, — безрадостно пояснил я.

– Он шо, натурально с мозгами в разводе? — возмутился Сергей.

– Не то чтобы совсем. Определенная логика в его размышлениях есть. Он приплел к делу пистолет Сеп-Венана и теперь пытается доказать, что я от большого ума прихватил с места преступления улику против себя. Так сказать, в качестве милого сувенира. Но это все ерунда! В конце концов, из тех фактов, которые у полиции имеются, как ты выражаешься, не то что дело, а даже безделицу не сошьешь. Но все же будь готов, если полиция вдруг решит и тебя зацепить.

– Всегда готов! — бойко отрапортовал Лис. – Я ж родом из страны, где отсутствие закона не освобождает от наказания. Хотя как раз сейчас момент ни в дугу, ни в Красную Армию. Я здесь, понимаешь ли, изображаю из себя пикадора: трубы, барабаны, все понты… И тут – на тебе – гражданин начальник. Нарисовался, хрен сотрешь.

– Погоди, — остановил я речевой поток друга, – что за пикадоры? Что за коррида?

– Ну, я бы скорее назвал это не корридой, а разведением быков на капусту, вернее, одного быка, но пикадор-то всамделишный. Все как водится: главная задача – довести рогатую тварь до изнеможения, затем появляешься ты, пара изящных движений, и роковая сталь единым махом заканчивает бессмысленную жизнь никчемной животины.

– Лис, – я насторожился, – я не собираюсь никого убивать.

– Да ну, это фигурально. – Лис прервался, не договорив фразу. – Погоди, Капитан! Процесс, кажется, пошел. – Глаза моего напарника продемонстрировали кабинет Густава фон Дрейнгофа.