А разве это было не так? И он решил принимать все как есть и отставить в сторону неуместный романтизм. Они с Карлой – как два моряка, плывущие в какую-нибудь страну: они делят каюту, но у каждого – своя койка, у одного – верхняя, у другого – нижняя.

Чем больше интереса проявлял Райан к Карле, тем неуверенней чувствовала себя и сильнее ярилась Мирта – никак, разумеется, не обнаруживая своих чувств, ибо это служило бы безобманным признаком ее зависимости и подчиненного положения – и потому она все чаще садилась рядом с Пауло, разговаривала с ним и порой даже склоняла голову ему на плечо, покуда Райан выкладывал все, что узнал в Катманду.

– Какое чудо!

Но через шесть дней пути вступила в свои права скука, и все вокруг заполонило монотонное однообразие. Теперь, когда никто не мог рассказать ничего нового, стало казаться, что путешественники только и делают, что едят, спят, пытаются поудобней устроиться в кресле, то закрывают, то открывают окна, спасаясь от табачного дыма, томятся от собственных рассказов и от чужих разговоров, неизменно приправленных злословием – словом, ведут себя так, как все люди, когда сбиваются в стадо, пусть даже такое немногочисленное и исполненное самых благих намерений, как это.

Так продолжалось, пока не появились горы. И долина. И река, стремительно несшаяся по отрогам. Кто-то спросил, где проезжаем, и водитель-индус ответил, что въехали на территорию Австрии.

– Скоро спустимся и остановимся у реки, что течет посередине страны – там все смогут выкупаться. Нет ничего лучше ледяной воды, чтобы убедить людей, что в жилах у них течет кровь, а в голове есть мысли, которые можно оттуда выбросить.

Все очень оживились от предвкушения купания нагишом, полнейшей свободы, слияния с природой.

Автобус въехал на каменистую узкую дорогу, переваливаясь с борта на борт и грозя вот-вот перевернуться, и многие пассажиры закричали от страха, но водитель только посмеивался. Наконец добрались до берега ручья, а вернее – рукава реки, которая здесь делала небольшой изгиб, текла плавно и спокойно, а потом вновь делалась стремительной и бурной.

– У вас полчаса. Успеете устроить постирушку.

Пассажиры кинулись к своим рюкзакам: в багаже каждого хиппи, неизменно останавливавшегося не в отеле, а где придется, имелись маленькое полотенце, зубная щетка, кусочек мыла.

– Как забавно, что про нас рассказывают, будто мы никогда не моемся. А меж тем мы чистоплотней тех буржуа, которые нас поносят.

Поносят? Да кому есть дело до этого? Обращать внимание на хулу – значит, уже давать преимущество хулителю. В того, кто отпустил это замечание, метнули несколько яростных взглядов – хиппи не обращают ни малейшего внимания на то, что говорят про них, пусть это и не вполне правда – в самом деле хиппи любят привлекать к себе внимание одеждой, и прической, и особой, броской чувственностью, сквозящей в каждом движении их девушек, которые так любят цветастые, низко вырезанные блузы, щедро обнажающие не стянутые лифчиками груди. И длинные юбки – ибо это женственно и изящно, как решил синклит стилистов, чьи имена мы никогда не узнаем. Но эта чувственность – вовсе не способ привлечь внимание мужчин, это гордость за свое тело и желание сделать так, чтобы его красота была заметна всем вокруг.

Те, у кого полотенца не нашлось, достали футболки, майки рубашки, свитера – словом, все, чем можно вытереться. Потом вылезли из автобуса и по пути на берег на ходу раздевались – все, за исключением двух девиц: они сняли верхнюю одежду, но оставили лифчики и трусики.

Дул довольно сильный ветер, а шофер сказал, что место здесь сухое и возвышенное, так что все обсохнут очень быстро.

– Потому я и решил остановиться здесь.

Никто из проезжавших наверху по шоссе не мог видеть, что тут происходит. Горы загораживали еще невысоко поднявшееся солнце, но красота – скалы с двух сторон, вцепившиеся в них сосны, отполированные столетиями камни – была такая, что все первым делом, не раздумывая, бросились в воду и принялись с криками плескаться, и все группы вдруг перемешались в этот миг единения, словно провозглашая:: «Вот потому мы и странствуем, что принадлежим к миру, который не хочет замереть и остановиться».

Если хоть час провести в безмолвии, подумал Пауло, мы начнем слышать Бога. Но когда мы вопим от радости, Он слышит нас и приходит благословить.

Оба водителя, которые бессчетное количество раз видели молодых людей, без малейшего смущения демонстрировавших свою наготу, оставили купальщиков и вернулись к автобусу проверить уровень масла и давление в шинах.

Пауло, впервые увидевшему Карлу без одежды, трудно было совладать с нахлынувшей ревностью. Грудь ее была не велика и не мала, и вся она была похожа на ту фотомодель, что позировала на площади Дам – но только несравненно, несопоставимо прекрасней.

Но настоящей царицей оказалась Мирта – длинноногая, безупречно сложенная, она была похожа на богиню, спустившуюся в эту долину посреди австрийских Альп. Заметив, что Пауло любуется ею, она улыбнулась ему, и он ответил на улыбку, хоть и знал, что все это – не более чем игра, призванная вызвать ревность Райана и отвлечь его от голландского искушения. Но, как всем известно, игра с подспудной целью может превратиться в реальность – и Пауло минуту помечтал об этом, а потом решил уделять побольше внимания этой женщине, которая по собственной инициативе подходила к нему с каждым днем все ближе.

Путешественники выстирали одежду. Две скучные девицы, словно не замечая, что вокруг – группа в двадцать с лишним голых человек, вдруг нашли интереснейшую тему для беседы. Пауло выполоскал и выжал рубашку и трусы, хотел было выстирать свои неизменные джинсы, но решил отложить это до другого раза: джинсы годились для всего, но имели один недостаток – медленно сохли.

Он заметил на вершине горы нечто похожее на маленькую часовенку и оставленные в зелени следы талых вод, стекавших весной. Сейчас их временные русла пересохли.

Все прочее являло собой абсолютный хаос мироздания – нагромождение камней, стоявших вне всякой системы, порядка и гармонии, что и придавало им особенную красоту. Не было даже малейших попыток хоть как-то организоваться или приспособиться так, чтобы можно было противостоять непрестанному натиску природы. Может быть, всему этому было много миллионов лет, а, может быть, две недели. Дорожные знаки призывали водителей быть внимательней – возможны камнепады и оползни, а это значило, что горы еще растут, еще строятся, что они живые, а камни, уподобляясь людям, ищут друг друга.

Этот хаос был прекрасен, как источник жизни: Пауло именно так представлял себе Вселенную – ту, что окружала его, и ту, что жила у него в душе. Эту красоту породили не сравнения, не оценки, не желания, а лишь способ прожить свой долгий век, обратившись в камни и сосны, которые грозят вот-вот сорваться со скалы, но тем не менее остаются здесь уже многие годы, ибо знают, что они – желанны камням, что радуют их глаз, что им приятно быть рядом друг с другом.

– Там, наверху – не то церквушка, не то скит, – сказал кто-то.