Анжела присела на трубу, которая валялась возле отдела, и сидела так, понурившись и закрыв лицо руками. Подругам даже показалось, что она плачет. Но когда они попытались ее расшевелить, оказалось, что Анжела и не думала плакать.

– Что с тобой? Ты чего задумалась-то?

Анжела подняла голову и сказала:

– Такие дела, что поневоле задумаешься.

– О чем?

– О том, что жизнь чертовски коротка. И самое скверное, что никогда заранее нельзя угадать, когда прервется ниточка.

– Но это же понятно.

– Вот вам понятно, а до меня только сейчас дошло.

В голосе Анжелы звучал страх.

– Скажите, вот если я завтра умру, что со мной станет?

– Ну… Точно этого никто не знает…

Вопрос поставил подруг в тупик. Им казалось, что они не вправе вести подобную беседу. Но потрясенная смертью подруги Анжела все никак не хотела успокоиться.

– Что же мне делать, если я не хочу умирать? Что делать, если мне страшно умереть?

Наконец Анжела пришла в себя. Она в последний раз вздохнула, а потом пожала плечами.

– Да уж, – хмыкнула она. – Никакого рая и ада, конечно же не существует. Это все выдумки попов, чтобы заставить паству жить в страхе перед грядущим наказанием. Чтобы люди им тащили подарки и деньги, думая, что священники вымолят для них прощение. А на самом деле все заканчивается тут, где и начинается. На земле! Никакого другого мира нет, умрем – и все, ничего дальше не будет!

Для основательного богословского спора подруги были слишком утомлены и слишком хотели спать. Поэтому они промолчали, хотя могли бы возразить Анжеле.

Но они предоставили будущему рассудить их и, как им казалось, поступили совершенно правильно.

Кире и Лесе было тревожно. Да еще они были утомлены поездкой в Сестрорецк, но отдыхать девушки не собирались, ворочаться без сна в кроватях им было не под силу. Надо было срочно чем-то занять себя, отвлечься от тяжелых мыслей. Ведь от Лисицы и Эдика до сих пор не было никаких известий. И в сложившейся ситуации это был весьма дурной знак.

После полудня в дверь позвонила Надя, она принесла им Славика, и подруги, которые были в таком состоянии, что уже не могли ни о чем думать, обрадовались ребенку.

– Его надо покормить, – сказала Надя. – Он только утром кашу покушал. А теперь ему нужен суп.

Ну, суп так суп. По крайней мере, тут все было просто, ясно и знакомо. Сварить суп, измельчить его блендером, а потом наступал процесс кормления. Одна из подруг что-нибудь изображала, а вторая тем временем ловко запихивала в открывшийся от изумления рот ребенка ложку с кушаньем.

Но вот Славка был накормлен, умыт, причесан, переодет и уложен на тихий час. А сами подруги, прибравшись в кухне, которая всегда после кормления Славки выглядела так, словно тут трапезничали по меньшей мере полдюжины поросят, вновь оказались наедине со своими страхами. И против воли темные мысли снова полезли им в голову.

– А вдруг их уже и в живых-то нету?

– Типун тебе на язык! Не смей так говорить!

– Но если они не отзываются, не подают о себе вестей, то где же они?

– Наверное, там же, где и те двое ребят, которых похитили до них. Это Сверчок и Гортензия.

– Гвоздика.

– Все равно. Ты про кого-нибудь из них двоих слышала?

– До вчерашнего дня никогда!

– Вот и я тоже.

Подруги помолчали, а потом Леся снова вздохнула:

– Эх, знать бы, кто это сделал!

– Салим знает.

– И где он – этот Салим? Где его искать?

– Может, у жены спросить?

– Полицейские ее уже допросили и, как сказал Никита, не один раз. Бесполезно. Она ничего не знает.

– Не знает или не говорит?

– А зачем ей скрывать что-то от полиции? – удивилась Леся.

– Много зачем.

И Леся задумалась.

– Например, она может выгораживать мужа. Или просто не верит в его причастность к убийству Дины и не хочет, чтобы ее мужа арестовали под горячую руку.

– Вот и прячет его. Ждет, когда найдется другой подозреваемый, тогда Салим и выйдет из подполья.

– Думаешь, нам надо за этой женщиной проследить?

– Думаю, что для начала нам нужно с ней хотя бы познакомиться и просто поговорить.

Подруги еще сомневались, когда раздался звонок Никиты. Голос его звучал озабоченно.

– Следователь сообщил, что результаты предварительной экспертизы салона белой «Ауди» готовы.

– И что там?

– Там… Там много чего.

Голос Никиты звучал загадочно.

– Во-первых, сразу скажу, что в салоне полным-полно отпечатков ваших мужчин и отпечатков совсем свежих.

– Значит, Эдик и Лисица были в этой машине?

– Да.

Хорошо, что теперь хотя бы можно будет со стопроцентной точностью говорить о том, что Эдик и Лисица были в той белой «Ауди», принадлежащей Салиму. До сих пор даже это утверждать точно подруги не могли.

Но вторая новость оказалась уже не такой хорошей.

– В салоне есть видимые следы крови.

Подруги испуганно охнули. Несмотря на то что им то же самое сказал следователь, слова Никиты произвели на них более сильное впечатление.

И Никита поспешно воскликнул:

– К счастью, обнаруженная в салоне кровь не подходит по группе ни одному из пропавших офицеров. Это кровь каких-то других людей, а не ваших мужей.

– Людей? Ты сказал, людей? Не одного человека, а разных людей?

– Ну да. Двоих. И, что интересно, пятна на обивке сидений салона тоже разной степени давности. Те, что посвежей, принадлежат с большей долей вероятности Дине. Это ее группа крови. А те, что появились часа за три-четыре до этого, принадлежат человеку, чья группа крови совпадает с группой крови Салима.

– Так что же… В машине есть кровь Салима и есть кровь Дины?

– Пока нельзя утверждать это со стопроцентной вероятностью, но похоже, что это так.

– Значит, Салим был ранен?

– Крови довольно много, – произнес Никита. – От простого пореза на пальце столько не натечет. Вероятно, Салим мертв или тяжело ранен.

Что ж, теперь у подруг был повод, чтобы наведаться к жене Салима. Им очень не хотелось быть гонцами, дурные вести приносящими, но в данном случае у них не было выбора. Они должны поговорить с этой женщиной. А без определенной доли откровенности с их стороны разговор вряд ли состоится.

– Поедем.