– Я начну новую жизнь. Да, – произнесла я, подошла к окну и распахнула его. Смешанные чувства задрожали, заволновались в груди, и со скоростью пули пронеслись слова Бриля: «Не знаю, как ты видишь дальнейшую судьбу Насти, но я уверен: очень скоро девочка покинет дом Эдиты Павловны…»

Резко развернувшись, я заходила по комнате, перебирая обрывки чужих фраз и собственные мысли. Иногда сложное кажется простым, а простое – сложным, почему так? Мечтала ли я покинуть дом Ланье навсегда? Мечтала, но… Я никогда не задумывалась об этом серьезно, не строила планы, не размышляла, не представляла, как все будет тогда, в деталях… Мне некуда идти и негде жить – вот самая огромная проблема! Чтобы снять комнату, нужны деньги, чтобы их заработать, понадобится образование, опыт… Я не могла вернуться в деревню – тетя Тома «занималась моим воспитанием» только потому, что Эдита Павловна платила ей.

Когда мы с Тимом были вместе, ситуация не казалась такой отчаянной…

«Диплом. Мне нужно получить диплом. Во что бы то ни стало!»

Остановившись, я сдвинула брови и начала мыслить расчетливо, как и положено одной из Ланье. Если бы бабушке удалось пробраться в мою голову, она бы точно оказалась довольна прочитанным и даже бы гордилась мною. «Диплом. Мне нужно получить диплом, – повторяла я, торопя время. – Осталось пять с половиной лет… Надо потерпеть. Иногда необходимо согласиться на определенные правила, чтобы потом… Сбежать!»

Нет, пожалуй, моя последняя идея бабушке бы не понравилась.

* * *

Ужин получился коротким. Семен Германович методично съел овощное рагу, половину рульки, кусок яблочного пирога, выпил кофе и покинул столовую, ни разу не посмотрев в мою сторону. Кора, ограничившись фруктовым салатом и свежевыжатым соком, тоже ушла, сказав напоследок с усмешкой: «Как же хорошо, когда за столом собирается вся семья». Лера продержалась дольше родителей, она ерзала, бросала на меня короткие и продолжительные взгляды, размазывала по тарелке грибной соус, грызла огурец и сделала попытку завязать беседу. Но Эдита Павловна не поддержала разговор – раздосадованная и умирающая от любопытства Лера скривила губы, встала и удалилась, обернувшись на меня раз десять. Наверное, больше всего ее интересовало, как теперь бабушка станет со мной общаться и что скажет относительно моего будущего в доме Ланье. «Анастасия, я вычеркиваю тебя из завещания, немедленно собери вещи и отправляйся обратно в деревню», – наверное, воображение Леры торопливо рисовало именно такую картину.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Эдита Павловна, отрывая взгляд от шоколадного мусса, уложенного волнами в небольшой креманке. – Бриль сказал, что у тебя были серьезные проблемы со здоровьем, но выглядишь ты хорошо, чему я, конечно, рада.

– Я почти поправилась.

Эдита Павловна кивнула, посмотрела на золотые, украшенные рубинами наручные часы и заглянула мне в глаза:

– Какие же проблемы остались? Я должна знать, чтобы поберечь тебя, Анастасия.

– Долго стоять тяжело – спина начинает болеть, а так в порядке.

– Надеюсь, завтра ты сможешь танцевать.

– Да, – ответила я, абсолютно ничего не имея против. Почему бы не потанцевать с Максимом Матвеевым? Пожалуй, теперь мне даже будет не хватать хороших людей рядом…

– Ты еще принимаешь лекарства?

– Да, Лев Александрович обещал приехать к десяти. Он привезет таблетки.

Я знала, что Кора и Семен Германович станут делать вид, будто ничего не случилось, Лера вытерпит только день, а потом начнет задавать вопросы и отпускать шуточки, а Эдита Павловна… За последние три часа я представляла различное развитие событий и все же пришла к выводу, что продолжительный разговор на тему: «Видишь, Анастасия, я оказалась права, и так будет всегда» обязательно состоится.

– Надеюсь, ты поняла свою неправоту, моя дорогая, – начала она, сделав глоток черного чая с бергамотом. Бабушка, конечно, собиралась поставить меня на место и подчеркнуть собственную правоту жирной чертой. – Будет гораздо лучше, если ты начнешь доверять моему жизненному опыту, а не своим мимолетным чувствам и фантазиям. Иметь собственное мнение – похвально, Анастасия, но оно должно быть верным. – Эдита Павловна прищурилась, чуть приподняла голову и посмотрела на меня продолжительно и победно. Как же мне захотелось вскочить и убежать, но я сдержала порыв. – Полагаю, ты зла на Тима и считаешь его предателем, однако он поступил правильно и принял единственно верное решение. Ошибки надо исправлять, и чем раньше, тем лучше. Ты согласна со мной, Анастасия?

– Ошибки – да, но только их, – твердо ответила я и быстро поднялась. – Мне нужно подготовиться к завтрашнему дню.

– Хорошо, иди, – не желая обострять ситуацию, бабушка дипломатично переключила внимание на десерт. – Зачем столько шоколада? Последнее время на стол ставят слишком много сладкого. – Она сморщилась, небрежно положила чайную ложку на блюдце и добавила: – Выбери поскорее платье. Максим будет отмечать день рождения в ресторане, приглашено около пятидесяти человек, что, бесспорно, многое упрощает, но ты должна выглядеть безупречно. И никак иначе.

Путь к безупречности для меня всегда был труден и тернист, поэтому, равнодушно открыв шкаф, я взяла первое попавшееся платье – светло-голубое – и с иронией произнесла:

– Выбор сделан.

Итак, меня не сослали в далекие дали, не выгнали, не лишили наследства, не ограничили дополнительными правилами или запретами. Я вернулась в дом Ланье, и тень Эдиты Павловны по-прежнему падала в мою сторону. Кружите, вороны, кружите…

После ужина меня почти целый час разбирал нервный смех, и успокоиться никак не получалось: если бы бабушка знала, что я лежала на тротуаре около дома Шелаева, если бы она только на секунду попыталась представить, как Клим ложится рядом со мной… Смех рвался на свободу, и остановить его не было возможности. Пожалуй, только оказавшись в стенах дома Ланье, я в полной мере осознала, что произошло. Но после смеха захотелось уже плакать, я выбежала на лестницу и посмотрела на третий этаж: когда-то я поднималась по ступенькам к Тиму… Наверное, это было очень и очень давно…

Не нужно о нем думать, не нужно. Никогда.

Завязав чувства узлом, сжав кулаки, я сделала два круга по залу, а затем, немного успокоившись, позвонила Симке.

– Я стащила платье у мамы, – радостно сообщила она и добавила: – Старомодное, с английским воротником. Белый верх, черный низ. В нем я похожа на Одри Хепберн, у нас и стрижки сейчас одинаковые.

Оптимистичный голос Симки подействовал на меня лучше любого лекарства, я слушала ее с улыбкой и думала: может, не все так плохо?..

– А у меня голубое платье.

– Лучше бы ты надела, что-нибудь яркое и вызывающее.

– Лера подозревает, что на день рождения Матвеева придет Шелаев. Они же друзья.

– Да? Отлично, наконец-то я увижу знаменитого врага семьи Ланье! И обязательно пожму ему руку.