Саргий. Его усталые серые глаза заблестели. Ли склонил голову.

— Я не об этом…

— Да знаю я, о чём ты, — врезался в разговор Томми. — Его только это и волнует: а не искусственный ли он сам? Родители-то тю-тю! Даже фамилию не передали!

Ли отбросил тарелку и вскочил на ноги.

— Заткнись! — крикнул он и набросился на Марцетти. Томми, давя лыбу, будто того и ждал. Схватив юношу за руку, он подсёк его и бросил на палубу. Мальчишка вскрикнул, ударившись головой об борт. По белоснежной коже потёк алый ручеёк.

— Прекратите драться! — сорвалась Эмма. — Вы же не звери! Не надо!

Раскрыв врачебную сумку со встроенным утилизатором, она бросилась к пареньку. Ли стонал от боли, распластавшись на палубе. Встать он не мог.

«Вот тебе и штифт позитивной реморализации. Не может никого убить, говорите?»

— Что же ты за охотник, — процедил сааксец, — если тронул слабого? Он даже не твой ученик, чтобы так с ним обращаться.

— Ничего, зато будет в кондиции, — бросил Томми, присаживаясь на палубу. Эмма за его спиной хлопотала над Ли, бросая на рулевого полные презрения взгляды. Вик двинулся к гнилозубому.

— Встать, — приказал он. Томми взглянул на него с недоумением. Вик почувствовал, как внутри нарастает бешенство.

Схватив рулевого за шиворот, он мигом поднял его на ноги и встряхнул. Затрещала ткань, клацнули зубы.

— Не смей больше трогать мальчишку, ты меня понял? — процедил Вик.

Глаза рулевого заслезились, губа задрожала, но он всё же смог выговорить:

— Иначе что, капитан?

— Иначе вышвырну тебя за борт.

— Попробуйте, — ухмыльнулся Марцетти и вцепился в руку Вика. — Попробуйте и тогда…

Договорить он не успел: его прервал гулкий барабанящий треск, который Вик ни с чем бы не спутал. По поднятым щитам били пули.

— Подходят! — заорал Саргий и взялся за пулемёт. Вик отбросил Марцетти и приготовил оружие.

Пришло время взглянуть врагу в лицо.

Если вам понравилась книга, не забудьте поставить лайкоставить комментарий на странице.

5. Первый урожай

«Жизнь — игра. Единственный способ не проиграть, это не играть вообще»

Предсмертная записка лейтенанта Николаса Роуди, героя Второй Войны Домов

Он знал, что всё имеет смысл. Пусть даже сам его и не видел. Учитель ведь предупреждал, что нужный момент наступит, а он всё-таки до конца не верил. Теперь, все остатки его сомнений развеялись.

Фея пришла за ним, как и обещала. Он почувствовал укол в шею, что принёс бодрость и полную идиотизма радость. Хотелось петь и смеяться.

— Очнись! — крикнула фея, шлёпая его по щекам.

Прекрасная, бледная и испуганная, ставшая неотразимой от страха. И ещё красивее от смелости этот страх побороть. В такую немудрено и влюбиться.

Звон пуль напомнил ему о последнем дне с Рэнди и Анни. Уж лучше бы он забыл всё. Так же, как забыл своё имя.

Громила уже палил из пулемёта, просунув дуло в бойницу. Гильзы отбивали весёлый такт по палубе, словно труппа невидимых танцоров. Невыносимый грохот грозил разорвать барабанные перепонки. Железка отбросил рулевого и выпрямился. Большой и страшный, сросшийся в одно целое с механизмом, он чем-то напомнил ему Учителя. Из-за его спины вылезло жало с держащимся на кончике металлическим лицом. Железка поднял голову — и лицо встало на место.

Теперь сходство было почти стопроцентным.

Он занял позицию рядом с громилой и начал стрелять. «Нет, так дела не делаются».

Фея прижалась к борту, но в глазах её сквозил не страх, а сосредоточенность. Из своей волшебной сумы она выкладывала средства спасения: стимуляторы, инъекторы, бинты и зажимы. Архаичные, но всё такие же эффективные.

Смуглый коротышка, обняв винтовку, распластался на палубе. Губы его беспорядочно двигались. Он то ли молился, то ли шептал проклятия.

Пахло горелым мясом, прогорклым, с послевкусием имбиря. Он знал: пулями дело не решить. Только близкий контакт спасёт их. Всё по старинке.

Он вспомнил. Ли, вот как его звали.

«Катрина» под ногами бросалась из стороны в сторону, угрожая перевернуться. Ли мотнул головой, и лодка приняла устойчивое положение, из которого она и не выходила. Всё это время качалось его сознание, взбаламученное встряской.

Томми уже пополз в рубку, где броня толще всего. Старый, глупый трус. Его надежды прожить хоть ещё чуть-чуть не внушали ничего, кроме отвращения.

Ли сбросил мундир, сорвал с шеи жетон, быстро снял штаны и выпрыгнул из ботинок, оставшись в майке и трусах. Оставалась одна существенная деталь — нож.

Медичка смотрела на него округлившимися глазами.

— Что ты, мать твою, делаешь?! — пытаясь перекричать выстрелы спросила она.

Ли не ответил. Некогда было, да и незачем. Такой красотке не стоит думать о мелочах боя. Не стоит думать, что такое настоящая красота.

Он открыл ящик из-под боеприпасов и выудил оттуда спрятанный заранее клинок. Пока на левом борту громила с кэпом отстреливались, Ли дёрнул рычаг на правом. Бронепластина опустилась, явив глазам чёрную гладь реки. В свете луны Ли увидел в ней своё отражение. Из маслянистой дряни на него смотрел тёмный фантом с горящими голубыми глазами. Волосы его раздувало ветром. Он усмехнулся, и фантом ухмыльнулся в ответ.

«Ты родился с лунным блеском в глазах», — так говорил Учитель.

Фальшивое, чужое сердце разрывало его грудь. Взяв нож в зубы, он поставил ногу на борт, оттолкнулся и ухнул головой вниз, в самую тьму. Река встретила его леденящим холодом, от которого тут же загорелась кожа. Ли мысленно отрезал боль. Она — всего лишь реакция тела на то, что с организмом что-то не так. Как рецепторы, что посылают центральному процессору машины обратную связь. Боль ни хороша и ни плоха. Она просто есть. Так его учили.

Его движения стали медленными и ленивыми. Каждый рывок давался с трудом. Он не видел дна, но знал, что где-то там таятся чудовища. Точат, небось, клешни на внешний мир и думают, как хорошо было бы оказаться под солнцем. Только твари не знают, как оно им будет вредно. Оно сожжёт их в два счёта. Так же, как первенцев.

Он двигал телом изо всей мочи. Река сопротивлялась в ответ. «Чем сильнее удар, тем сильнее ответ. Таков Закон, — Учитель всегда любил это повторять. — Нельзя бить по одному и тому же человеку, не ожидая воздаяния. Оно будет обязательно. Нужно поймать момент, когда оно будет неизбежно — и остановиться. Показать милосердие. И уже потом бить насмерть».

О, Учитель просто обожал парадоксы.

Он подобрался так близко к берегу, что видел из-под воды вспышки выстрелов. На поверхности лицом вниз плавали трупы — придурки, слишком далеко зашедшие