– Я сейчас уеду, вы оставайтесь, сколько хотите. Счет отплачу. Диана, спасибо за понимание.

Хорошо, что я с собой не брал много вещей. Быстренько побросав свои пожитки в сумку, рванул мимо еще не пришедшей в себя Дианы из коттеджа. Перед отъездом надо обязательно поговорить с Милой.

Время достаточно позднее для визитов, но выхода не было. Я же не планировал такое скоропалительное бегство и даде не взял номер телефона у нее. А уехать, не объяснившись, – это значит загробить еще не начавшиеся отношения на корню.

Быстрыми шагами в несколько минут я преодолел расстояние до комнаты Милы и Ладушки . Осторожно поскребся, чтоб не разбудить ребенка. Но Ладушка и так не спала и первой откликнулась из-за почти картонной двери.

– Кто там?

– Ладушка, это Антон. Прости, что так поздно, но у меня обстоятельства, – ответил я и невольно заулыбался.

Дверь тут же отворилась, и меня обдало нежной волной сонного семейного уюта. Девчуша, в розовой пижамке с мишками, с распущенными волосиками смотрела на меня, как на живого Деда Мороза – с удивлением и радостью.

– Мама в душе, заходи. Правда, сидеть у нас не на чем, кроме кровати.

Я воспользовался приглашением и окинул взглядом обстановку. Маленькая комнатка, большую половину которой занимает кровать. Шкаф, прикроватная тумбочка с настольной лампой. Типичная отельная обстановка. Ладушка влезла на кровать и потянула на себя плед, подаренный мной.

– Он такой мягкий и теплый, – счастливо прижмурившись, она погладила рукой пушистый ворс. – А я вот энциклопедию читаю. Маме пересказывала, – девочка отчиталась по полной программе, вызывая у меня бурю эмоций.

Но не успели мы поговорить, как из душа вышла Мила. Хорошо, что тоже в пижаме. Иначе я не представляю, что было бы, если б она появилась в полотенце.

Несколько мгновений она изумленно хлопала глазами. Наверно, думала, что я последствие переутомления. Или голограмма какая-то.

– Мила, прости, не планировал врываться, но Ладушка меня пригласила войти, чтоб я не стоял под дверью.

Я не ожидал, что вызову такое смущение. Мила сначала опустила взгляд на свои ноги, потом попятилась, беспомощно озираясь в поисках другой одежки. Хотя ее пижама из какой-то махровой ткани скрывала все, что хотелось бы увидеть. Сейчас некоторые по улицам в разных кенгурушках ходят, и ничего.

Видно было, что Мила никак не может прийти в себя. Для нее, кажется, нашествие инопланетян было бы более реальным, чем выйдя из душа, найти у себя на кровати одетого меня с дорожной сумкой. Я и сам бы не знал, что подумать в такой ситуации, и поспешил ей на помощь.

– Мне приходится срочно уехать, – я развел руками, показывая, что понимаю, как это выглядит. – Но не попрощаться и не взять номер телефона просто не мог. Вот собственно за этим я и пришел.

Девушка все еще была «под впечатлением». Она прокашлялась.

– А подождать до утра нельзя? Ночью ехать небезопасно же?

– К сожалению, это один из редких случаев, когда до утра ждать нельзя. Оно не только не «мудренее», оно только сильнее все запутает. Но на следующие выходные я обязательно приеду. Только не сдавайся всяким Игнатам.

Мила улыбнулась.

– У нас с Игнатом нет и ничего не может быть общего.

– Спасибо утешила, – я вернул улыбку. – Номер продиктуй?

– Мне приятно, что ты зашел попрощаться, – тихо, будто стесняясь своих слов, сказала Мила.

А мне приятно было, что она беспокоится. Показалось, что зачесались лопатки и от слов Милы какие-то крылышки гордости за правильно сделанный шаг начали расти.

Хотя вот конкретно сейчас уезжать не хотелось совсем. Удивительным образом эти девочки, большая и маленькая, умели создавать такую атмосферу душевной теплоты, которая проникала в каждую клеточку и согревала. Я словно купался в ней, заряжаясь любовью и каким-то волшебством. И совершенно не хотел уходить. Но, к сожалению, и остаться не было никакой возможности.

Мила продиктовала свой номер, я перезвонил, убедился, что она сохранила контакт, и заговорщически наклонился к уху Ладушки. Нарочито громким шепотом, слышным на всю комнату, я сказал:

– Ладушка, ты ребенок очень ответственный и благоразумный. Пообещай мне. Если вдруг возникнут какие-то проблемы, немедленно звони мне. Любые. Нужны деньги, кто-то обижает или просто соскучитесь, звони мне. А то я подозреваю, что мама постесняется это сделать. Обещаешь?

Малышка серьезно насупила бровки и, приложив сжатый кулачок к груди, важно произнесла:

– Клянусь оленями Деда Мороза!

Мы с Милой хрюкнули от смеха, и она, прижав к себе свое сокровище, поцеловала в макушку.

– Спокойной ночи, ребенок! – я погладил малышку по голове, и она послушно юркнула под плед, натянув его по самые глаза.

– Мам, ну ты хоть проводи Антона, – хитрюга отвернулась к стене и шумно задышала, изображая крепко спящего человечка.

Вот теперь я был уверен, что мифы о Купидоне совсем не мифы. Это маленькое чудо, показательно сопевшее в кровати – явное тому подтверждение.

– Проводишь? – спросил я и вдруг почувствовал, что пересохло горло. Кровать находилась за выступом стены, и я мог хоть на мгновение заключить в объятия Милу. Сердце гулко ударилось в ребра, и я снова почувствовал себя мальчишкой. Уже украденный сегодня поцелуй сразу напомнил о себе чувством эмоционального голода, утолить который, хоть немного, мог только еще один. Такой же краденый, тайный. И от того томительно сладкий, кружащий голову.

Мила пошла за мной. У порога я схватил ее в объятия и жарко приник к теплым, податливым губам. Почувствовав на своей шее ее нежные руки, чуть совсем не лишился головы. Так хотелось зацеловать ее до звездочек в глазах, до жарких стонов. Но опять было не то место и не то время.

Едва затолкав разгорающуюся страсть на место, тяжело выдохнул и отстранился.

– Не скучай. Я скоро приеду.

– Буду скучать и ждать, – тихо, будто сомневаясь, что это она говорит, ответила Мила.

Я был уверен, что через неделю мы встретимся снова и проведем самый восхитительный уикэнд, а потом я заберу их с собой. Но впервые в жизни то, что в планах я видел совершенно отчетливо, чуть ли не во всех деталях, на деле вышло совсем не так…

Монополия?! Ага-ага! Я едва стояла на ногах, в голове какая-то карусель, а на губах терпкий привкус нежданного поцелуя. Сердце трепыхалось, как пойманный заяц, а душа была готова расстаться с телом. Антон был вторым мужчиной, с которым я целовалась. А по факту – первым. Потому что с Матвеем были не поцелуи, а «супружеская обязанность». Его твердые, как сухая древесная кора, губы не ласкали, а словно пытались раздавить, заставить почувствовать свою беспомощность и уязвимость. Он не целовал, а словно наказывал. Сначала я думала, что так и надо, ведь опыт в общении с мужским полом был нулевой. Потом сообразила, что если от поцелуя не порхают бабочки в животе, то это этот вид прелюдии лучше совсем пропустить.