искал того солдата. Он помнил его лицо: усы, мелкие зубы и россыпь черных родинок под глазами, так что на первый взгляд он казался больным. Самуэль представлял, как найдет его. Представлял, как пойдет ему навстречу, занимая весь тротуар и не уступая места, чтобы солдату пришлось посторониться, сойти на проезжую часть. А еще представлял, как бежит к нему и сшибает с ног.

Несколько раз Самуэль замечал его на улице и устремлялся к нему, готовый к решительным действиям. Но каждый раз перед самым столкновением менял траекторию и ретировался. Ему ужасно хотелось схватить солдата за голову и впечатать ее в асфальт, только он понимал, что никогда не сделает этого.

После нескольких таких неудач Самуэль снял с руки перевязь. Он перестал выслеживать солдата и вернулся в шалман. Мирия встретила его с усмешкой:

«Вернулся, Пиджак. Мы слышали, ты пострадал. Давай садись. Не покажешь нам свои страшные шрамы?»

Однажды вечером, через несколько месяцев, зарядил сильный дождь – был сезон дождей. Самуэль шел по улице, направляясь в шалман. Зонта у него не было, и он метнулся, пригнув голову, в ближайший магазин. Кто-то вышел из магазина и придержал для него дверь, и Самуэль сказал: «Спасибо». Оглянувшись, он узнал солдата. Но тот уже бежал через улицу, укрываясь газетой.

Стоя в гостиной, Самуэль смотрел на человека, спавшего на диване. Он снова навел палец на него и выстрелил, вспомнив свое тайное желание унижать других, бить наотмашь, внушать страх.

САМУЭЛЬ ПОСПЕШНО ВЫШЕЛ ИЗ КОТТЕДЖА, снова почувствовав слабость. Дойдя до наклонного дерева рядом с башней, он приложил к нему руку и перевел дыхание. Он оттянул ворот джемпера и снова вспомнил палец, прочертивший по горлу, только на этот раз он его перерезал и голова запрокинулась, открыв черный зев. Самуэль сплюнул, дошел, держась за стену, до каменных ступеней и присел, подняв голову. Бриз овевал ему лицо; волны лизали берег; чайки кружили в небе, жалобно пища. Самуэль встрепенулся и ошалело прислушался – ему померещился детский плач. Он подумал: вдруг это Леси явился на остров? Что, если мертвый сын вернулся к нему?

Он переспал с Мирией всего несколько раз, и каждый раз впопыхах, в темноте. Это был их секрет.

«Смотри не вздумай кому сказать, – говорила она. – Даже, блядь, не думай».

Но именно к нему она пришла, когда забеременела, и сказала, что от него, хотя она никогда не скрывала, что встречалась и с другими мужчинами. Но он не стал говорить ей об этом. В тот момент она казалась такой беззащитной.

«Ни о чем не волнуйся, – сказал он. – Все будет в порядке».

Он обнял ее, почувствовал, как она прильнула к нему, положив голову ему на плечо. Он нагнулся и поцеловал ее в лоб.

«Я о тебе позабочусь. Буду хорошим мужем. Мы станем семьей; остальное сейчас не важно».

Это ее взбесило, и она отстранилась от него.

«Господи, какая пошлость. В этом ты весь. Готов, блядь, растить чужого ребенка и жениться на той, которая терпеть тебя не может».

Отец Самуэля оказался в восторге от этой новости. Ничего он не желал сильнее, чем внука, рожденного в свободной стране. Когда Мирия пришла к ним в дом, он только об этом и говорил, алчно поглядывая на ее округлый живот.

Но Мирия не разделяла его восторга. Она отказывалась находиться в их однокомнатной квартирке дольше десяти минут, ничего не ела и не пила. Ее возмущала нищета и попрошайничество родителей Самуэля. Увечные ноги отца. И то, что его сестра обмирала перед военными и, по слухам, сошлась с Псом, когда он стал солдатом. А больше всего ее возмущало, что они присвоили бизнес своих бывших соседей. Только вместо зверушек из проволоки и бисера они делали сувениры в виде государственных флажков, силуэтов родины и солдатиков. И никогда не отклонялись ни в цветах, ни в формах. Чтобы никто не спутал их изделия с символикой оппозиционных партий – запрещенных, преследуемых, казнимых. Поэтому они использовали всего несколько цветов: зеленый, красный, черный и мутный армейский хаки.

Иногда по пути на собрания Самуэль со своими новыми друзьями проходил мимо Мэри-Марты, продававшей сувениры, сидя на тротуаре. Мирия ее в упор не замечала, но Самуэль как-то раз остановился перекинуться парой слов.

«Привет, как дела сегодня?» – спросил он.

«Не топчи грязными туфлями одеяло».

«Извини, – он отступил, глядя, как сестра сидит, сгорбившись, и грызет какой-то пластик. – Может, пойдем с нами? Думаю, тебе понравится. На собраниях всегда интересно».

«Ну еще бы, я уверена, это очень интересно – дни напролет рассуждать о том, как вы спасете мир, пока остальные пытаются заработать денег, чтобы вас накормить».

«Не говори так. У тебя превратные представления».

«Ой ли?»

Самуэль присел рядом с ней, взял в руки проволочного солдатика.

«Хорошо выглядит. Кто его сделал?»

«А ты как думаешь? Отец».

«Что ж, хорошая работа».

Сестра стряхнула грязь с одеяла.

«А помнишь, – сказал Самуэль, – какие он вырезал нам игрушки, когда мы жили в долине?»

«Нет».

«Да ладно, вспомни. Отличные игрушки. Лев и такой еще слоник».

«Сказала же, не помню. Я была младенцем. Я ничего не помню о том времени».

Самуэль положил солдатика на место.

«Скажи, ты не видела Пса в последнее время?»

«Не начинай опять. Мне шестнадцать лет. Я могу делать что хочу».

«Я просто спросил. Он был мне другом, ты же знаешь».

«Я знаю, кем он был для тебя, и знаю, как теперь ты смотришь на него. Хорошо же ты устроился: судишь всех, живешь как хочешь, и никакой ответственности».

«У меня есть ответственность. Я несу ответственность перед родиной…»

«Господи, Самуэль, хватит уже этого дерьма. Отъебись уже, хорошо? Уебывай на свое собрание и оставь меня в покое».

Однажды Мирия пришла к ним домой и увидела родителей Самуэля за работой. Его мать щурилась в тусклом свете и говорила с улыбкой:

«У нас не было денег, чтобы дети в школу ходили. Но у вашего ребенка будет больше возможностей. Уж мы ради этого засучим рукава. Он будет читать и писать. Станет образованным человеком и найдет хорошую работу. Может, в банке».

Отец Самуэля кивнул:

«О да. И у него будет имя под стать его счастливой доле. Свобода или Народ. Что-нибудь такое, чтобы всякий раз, как он назовет свое имя, его наполняла гордость за то, что дед его не зря сражался, за то, что я ему подарил свободу от рабства».

И тут Мирию прорвало:

«Да где эта ваша свобода? Что принесла народу независимость?