– А потом ты проверил, как там у меня дела и вышел на улицу. Приходил в себя. Все? Больше ничего?

– Все.

– Ты помнишь, как я подходил к машине киллеров?

– Д-да, – несколько неуверенно ответил Михаил.

– Ты стоишь возле крыльца, а я иду к машине. Потом возвращаюсь к клубу и снова иду к машине. И лезу вовнутрь. Помнишь?

– Кажется…

– Миша, ты помнишь или нет?

– Вы подошли к машине… Наверное… Да. Подошли. – Растерянность в голосе Михаила зазвучала явственнее.

Гринчук даже почувствовал, как по спине поползли мурашки. Он как-то не привык, что Михаил может говорить вот так – неуверенно и жалко.

– Миша, – Гринчук старался говорить ровно и спокойно. – Почему ты стрелял в водителя?

– Явная угроза. Его нельзя было оставлять в тылу. Я не мог пройти к дому, пока он простреливал подходы. А в доме были вы…

– Миша, – тихо сказал Гринчук, – водитель в тот момент был не вооружен. Ты это знаешь? У него не было в руке оружия. Оно было в кобуре.

– Я… – сказал Михаил. – Я не помню. Я не помню.

– Спокойно, Миша, – тихо сказал Гринчук. – Тебя никто ни в чем не упрекает. Ты поступил правильно. Либо ты убирал водителя, либо он – тебя.

– Я не помню, – еле слышно сказал Михаил. – И вы…

– Я решил эту проблему, – кивнул Гринчук. – Дело не в этом.

– Я понимаю, – сказал Михаил. – Дело в том, что я сам могу не понять, когда сорвусь. Я это могу не почувствовать. И, может, я уже потихоньку начинаю…

– Что ты чувствуешь? – спросил Гринчук. – Что именно? Ты же помнишь, как это было с тобой в первый раз?

– В самый первый? Не помню. Какие-то тени и голоса. А вот когда со мной это случилось прошлым летом… – Михаил задумался. – Наверное, тоже не помню. Взрыв, я попытался уйти, и меня ударило металлической бочкой. Потерял сознание. А потом…

Голос его стал каким-то механическим, безжизненным

– Все было очень логично и естественно. Мне не нужно было задумываться – решения появлялись как бы сами собой. Возникала проблема – и появлялось решение. И я слышал голос. И это голос говорил, что мне нужно делать. И я делал. Трудно объяснить, но я не чувствовал себя связанным. Голос ставил задачу, а я сам, совершенно свободно и сознательно придумывал, как это осуществить… Мне потом объяснил Полковник, что это была подсознательная программа выживания. И он мне объяснил, что у меня не было шансов ей противостоять. И все-таки я смог продержаться довольно долго. Пока меня не нашли… Но я ведь сейчас не слышу голосов! Я совершенно свободен! И я понимаю, что говорю, что делаю и зачем это делаю… Понимаю… – Миша говорил все тише и тише. – Я и тогда понимал. И ощущал себя свободным…

Миша замолчал.

Гринчук тоже молчал.

– Вы думаете, это срыв? Или я иду к нему? – спросил, наконец, Михаил.

– Не знаю. Все это выглядит немного иначе. Если бы тебя снова бросило в боевой режим, то ты обязательно заметил бы, что двое в «тойоте» – мертвы. И ты помнил бы, что у водителя нет оружия. И ты сам бы с этим разобрался. Похоже, ты наоборот – потерял часть своей программы. Нет?

Пауза..

– Я говорил с Полковником – он не видит в этом ничего особо опасного.

– А вы?

– А я… Я хочу, чтобы ты мне помог. Просто следи за собой. Оценивай каждый свой поступок. И если только покажется тебе, что… Ну, если почувствуешь себя как-то не так – немедленно скажи мне. Может быть – я напрасно перестраховываюсь и пугаю тебя. Даже скорее всего. Но мы должны быть вместе. Я уже предупредил Полковника, что сверну все дела и займусь твоим прошлым. Должны были остаться следы. Следы всегда остаются. И люди всегда остаются. Да?

– Да, – неуверенно ответил Михаил.

– Держись, Миша. Я не хотел тебе это говорить, но ты мне нужен как союзник. Мы тебя не сдадим. И…

Гринчук вдруг замолчал. Это слишком похоже на чудо. На совпадение. Но все-таки… если вдруг… если отбросить мысли о колдунах и оборотнях…

– Ладно, Миша, пока – все. Как себя чувствуешь?

– Не знаю, – сказал Михаил.

– Давай, приходи в себя, – Гринчук хлопнул его по плечу. – Мне в голову пришла классная мысль. И если это правда – мы можем в ближайшее время выйти на след твоей программы.

Михаил улыбнулся.

– Не веришь?

– Верю, – уже веселее ответил Михаил. – Вы внушаете доверие, Юрий Иванович.

– Вот то же самое мне говорили многие женщины, которых я бросил, и некоторые мужчины, которых я посадил.

Гринчук хлопнул Михаила по плечу:

– Давай, Миша, за работу.

После ухода Михаила, Гринчук вымыл посуду. Подумал и вымыл полы во всей квартире. Застелил постель. Чуть было не принялся за мытье окон, но вовремя опомнился. Слишком хорошо – это уже не хорошо, напомнил себе Гринчук. К тому же, работа есть работа. И наркоту кто-то снова стал поставлять нашим любимым новым дворянам.

Ничего, сказал себе Гринчук. Это мы быстро. Это мы одной левой.

Быстро, однако, не получилось.

Вначале нынешний начальник Службы безопасности и заодно директор охранного агентства «Булат» Егор Баев напрочь отказывался верить, что его ребята что-то проморгали. Отношения у Баева с Гринчуком были своеобразными, Баев помнил, как всего три месяца назад Гринчук отправил его в больницу со сломанной челюстью. Челюсть зажила, но неприятный осадок на душе остался.

Даже если Баев сам себе честно признавался, что Гринчук в той ситуации другого выхода не имел.

Помнил о той январской разборке и Гринчук. И даже испытывал некое чувство, похожее на вину. Поэтому отстаивал свою правоту хоть и решительно, но без излишнего нажима.

В конце концов Баев согласился, что да, что может быть, что даже если Гринчук не прав, то проверить все-таки стоит. Хотя бы для тренировки.

И профилактики, через час добавил про себя Баев, когда у одного из уборщиков в Большом доме был обнаружен пакетик с характерными белыми таблетками.

Уборщика взяли в оборот. Гринчук не вмешивался, предоставляя Баеву возможность реабилитироваться в собственных глазах. Уборщик раскололся почти сразу, указал, где находится его тайник, из которого извлекли еще один пакет, но чуть большего размера.

Уборщик даже сообщил имена своих покупателей. Всех троих.

Баев отдал приказ следить за ними неотступно. Тут его полномочия заканчивались. В личные покои элиты общества мог входить только Гринчук со своими подчиненными.

– Кофе? – предложил Баев, когда уборщика увели.

– Большую чашку с двойным сахаром, – сказал Гринчук, поудобнее устраиваясь в кресле.

Секретарша Баева выполнила заказ и вышла.