Рита Ястребова, мама пропавшей девочки. С самого начала общения поведение молодой женщины настораживало Танова. Почему-то не верилось в ее искренность. Слезы лились слишком часто, рыдания отдавали дешевой мелодрамой. В глазах ее, кстати, довольно красивых, не было той истинной боли, от которой сердце даже видавшего виды следователя готово дрогнуть.

А фотография мужчины в ее телефоне? Мужчины в женской одежде, которого две свидетельницы видели поблизости от дома, где проживала семья Ястребовой. Да, с Ритой надо работать. Странно, что свекор встал на защиту невестки. Характеризует ее как порядочную жену и мать. А история с зоомагазином? Мать оставляет коляску с грудным ребенком на улице без присмотра, чтобы зайти в зоомагазин купить корм для любимого кота.

А где же сейчас эта Рита? И зачем вообще ей прятаться? Лунов, возможно, и не прячется. Ведь и вчера его не было дома. Игорь, в конце концов, мужик. Кормит семью. У него дела. А она-то где, мамаша, направо и налево твердящая о своем горе? Танов вдруг увидел перед собой ее свежее, юное лицо, не омраченное страданием, ее яркий рот, заученно повторяющий: «У меня горе, а вы…».

Рита проснулась только к обеду. Она столько пережила в эти последние дни, ее организм требовал отдыха. Спала она крепко, проснувшись, не сразу поняла, где находится. Потом увидела рядом спящего мужа, чужие стены в незнакомых обоях, низкий потолок. Вспомнила о дяде Володе. Вспомнила события прошедшей ночи. Почувствовала, что не хватает воздуха. Перед глазами опять встало лицо дочки. Рита встряхнула головой, пытаясь прогнать видение. Лицо Леночки ушло, а вот Игорь остался. Он здесь. Он рядом. Это главное. Игорь вытащил ее из прошлой жизни, из кошмарного детства, увез от вечно пьяной матери. Если бы мать узнала, что у нее есть внучка, что бы она сказала? А если бы узнала, что внучки больше нет, что бы она сделала? Да ничего бы она не сказала и не сделала. Матери это не интересно. Не интересна ей сама Рита.

Пришла на ум история из детства, когда Рита упала с велосипеда. Соседский мальчик разрешил ей прокатиться на своем велосипеде, а она упала и разбила голову. Ребята засмеялись. Было обидно и больно. Она побежала домой. Думала, мать расстроится, пожалеет, прижмет к себе, поцелует, отведет в больницу. Но мать разозлилась, ведь у нее были гости! А тут Рита со своей раной, да еще вся в слезах: «Добегалась! Я тебя предупреждала, чтобы ты не связывалась с этой голытьбой. Сидела бы дома, ничего бы не случилось! Могла бы вместо своей беготни посуду помыть». Мать сунула голову Риты под струю холодной воды, поливая из ковшика. Долго искала йод, не найдя, отправила дочку в постель. Дядя Коля с соседней улицы сочувствовал матери: «Да, не повезло тебе с дочкой. Что она у тебя такая оторва? Ремнем надо ее было воспитывать! Как говорится, пока поперек лавки лежит. А ты все позволяла. Все для нее делала». Рита заплакала. Плакала долго, пока не уснула.

Грохот падающих кастрюль разбудил Игоря. Это дядя Володя кашеварил в кухне.

— Сколько времени?

— Пятнадцать минут третьего.

— Никто не звонил?

— Мы же отключили телефоны.

— Может, дядьке твоему звонили?

— Не слышала.

Игорь натянул штаны и пошел на кухню. Очень хотелось пить. Дядя Володя хлопотал по хозяйству.

— Ритка проснулась?

— Проснулась.

— А вы надолго ко мне?

— Да нет, дня на два, на три.

Дядя Володя ничего больше не спросил. Он достал с полки старую кастрюлю, в которой варил корм свиньям, и поставил на газовую плиту. В это время он начинал готовить варево. К вечеру остынет, в восемь вечера можно кормить скот.

Рита натянула старый спортивный костюм, который привезла с собой из дома. Она была не прибрана, не накрашена, волосы свисали сосульками. В таком виде пошла на кухню. Игорь сидел за столом, пил воду из большой кружки. Дядя Володя уже поставил на плиту корм для свиней и наливал в чайник воду из-под крана. Увидев племянницу, он спросил:

— Ну, что с ребенком-то? Ищут?

— Не-а, — Рита села на стул, подложив под себя правую ногу, и взяла с подоконника яблоко, подгнившее и сморщенное. — Они занимаются не тем делом. Вместо того чтобы искать ребенка, они каждый день надоедают мне с глупыми вопросами, типа того, как я рожала, сколько раз в день с ней гуляла, как она развивалась.

— Так какое отношение это имеет к тому, что ребенка украли? — возмутился дядя Володя. — Развивалась и развивалась, а если бы она не развивалась вовсе, ее что же, не украли бы?

— Вот и я говорю, — с аппетитом жуя яблоко, продолжала Рита, — не могут найти. Такая у нас полиция. Стараются делать вид, что работают, и нас каждый день непонятно зачем дергают. А у меня уже нервы на пределе! На что мне рассчитывать? Что она сама домой придет? Прислали к нам в Дубровск якобы опытного следователя из Москвы, а он еще тупее наших. В первый день меня допрашивал какой-то местный следак и то лучше этого Танова. Глупых вопросов не задавал.

— Так вы потому ко мне приехали?

— Да, — подтвердил Игорь, — отдохнем от этого кошмара чуток, а то Ритка уже совсем извелась. Ты же сам видишь.

— Мать-то что говорит? — дядя Володя поставил чайник на огонь и тоже сел за стол.

— Дядь Володь, ну что ты глупые вопросы задаешь? — Рита принялась за второе яблоко. — Что она может сказать, если я с ней вообще не желаю ни о чем разговаривать? Думаешь, ее волнует, где ее дочь? Как она живет? Ей только набухаться с алкашами да спать под столом с голой задницей.

— Ну, зачем ты так? Она же все-таки тебя родила, вырастила. Нельзя так про мать. Она несчастная женщина, больная. Ей не позавидуешь. Такая тяжелая у Шуры судьба. Ты прости ее, не держи зла.

— Кого простить? — Рита даже поперхнулась от этих слов и закашлялась. — Кто меня вырастил? Меня воспитала улица! Если я не ночевала дома, ее это не волновало. Она никогда меня не искала. Ей было все равно, что я ем, с кем дружу, хожу ли в школу. Я не помню ни одной хорошей минуты из своего детства.

— Хватит! — оборвал Риту Игорь. — Опять старая песня. Я есть хочу, а не болтовню твою слушать. Ты меня благодарить должна, что я тебя забрал из того сарая и новую жизнь тебе устроил. А ты все время про мамашу свою песни поешь, никак не забудешь.

— Ладно, пейте чай, колбаса там, в холодильнике, хлеб на столе. А я пойду. Дел-то полно, никто за меня их не сделает.

Рита посмотрела в окно. Ветви деревьев провисают под тяжестью мокрого снега. Она подошла к буфету. Увидела старые фотографии в деревянных рамках. На одной из них узнала мать. Совсем девчонка, с косичками и большими бантами. Рядом с ней ее мать, Ритина бабка, которая уже давно умерла, она ее даже не помнит. А вот дядя Володя, повыше матери, он старше ее на два года. Фотография черно-белая. Мать улыбается. Рита редко видела ее улыбающейся. Когда мать напивалась, то часто смеялась. Это был пьяный смех, грубый, визгливый. Опять перед глазами возникло серо-синее лицо мамаши, ее рваный зеленый халат, из-под которого виднеется грязный лифчик телесного цвета. Он, наверное, был у нее один. Рита никогда не видела другого. А этот прямо врезался в память. А вот еще фотография. Женщина, чем-то напоминающая Любовь Орлову, и дядя Володя, совсем молодой. Рита узнала тетю Аню, жену дяди Володи, хотя видела ее, когда была совсем маленькой. Тетя Аня умерла от опухоли головного мозга, ей было чуть за сорок, а дядя Володя так больше и не женился. На другой фотографии тоже тетя Аня и дядя Володя, а с ними двое мальчишек, их сыновья Павлик и Сергей. Им повезло, родители их очень любили. Своих двоюродных братьев Рита тоже видела очень давно, оба живут в Москве. Она достала фотографию и поднесла ее к свету. Павлику на этом фото не больше пяти лет, значит, Сергею года два. Она всматривалась в лица ребят и невольно вспоминала свою Леночку.