Отца Леночки Ястребовой Игоря Лунова приговорили к девятнадцати годам колонии строгого режима. О том, каково ему там, знают только его родители, да и то в общих чертах. Игорь не любит рассказывать о себе, тем более в письмах. А для свиданий время еще не пришло. Колония строгого режима — не пионерский лагерь.

Однако бывший милицейский начальник Константин Лунов надеется, что если Игорь будет вести себя хорошо, то срок ему непременно скостят. И его первенец еще сумеет найти свое место в жизни.

Раиса Лунова не может думать ни о чем другом, только о судьбе сына. Она горячо молит бога о помощи ее мальчику и искренне верит, что ее молитва не останется без ответа.

Апрель был прохладным. Весна запаздывала. Последние апрельские дни удивили жарой. Потом резко похолодало — и зацвела черёмуха.

— Вот так все и случилось, — сказал Танов, отодвигая чашку с остатками кофе. Вкуснейшие Тамарины оладьи остывают на большом блюде, кофе выпит; Ваня, умяв с десяток маминых оладушек, давно ушел к своим «стрелялкам», а Танов с женой все сидели за кухонным столом, не в силах подняться и заняться домашними делами, которых так много накопилось к этим длинным первомайским выходным.

Дело о пропавшей девочке в Дубровске давно закончено. Вернувшись домой, на вопросы жены, искренне переживавшей за судьбу исчезнувшего младенца, Танов отвечал кратко, сухо, невразумительно. И не потому, что не хотел говорить о подробностях этого нашумевшего дела, а потому, что чувствовал: не пришло время рассказывать. Сам не может понять до конца, почему он, суровый следователь, принял так близко к сердцу эту, в общем-то, простую и непритязательную историю. Ну, поскандалил мужик с женой, случайно ударил восьмимесячную дочь, к врачам не обращались, боялись наказания; девочкам умерла, было начало марта, мороз — положили труп на балкон, затем сожгли. Чтобы никто ничего не узнал. Главное — самим не пострадать. А ребенок? Ну что ребенок? Его уже нет. Живой думает о живом. Как сделать, чтобы никто не заметил пропажу ребенка? Разыграть похищение. Вот и все. Похищение разыграли возле зоомагазина, куда мать зашла купить корм коту. Ошибка. Отец переоделся в женскую одежду якобы похитительницы. Его фотография оказалась в мобильнике жены. Вторая ошибка. Так и раскрыли преступление. Но все-таки почему, случайно ударив младенца, отец, одумавшись, не вызвал «Скорую»? Почему мать не помчалась, сломя голову, завернув малышку во что придется, как была, в тапочках и халате в больницу — по снегу, по льду, только бы успеть? Так поступила бы любая мать. Не любая, — поправил себя Танов.

— Конечно, не любая. Но эта… Эта пила чай, шампанское, ела сыр, хрустела зелеными огурцами, спала, ругалась с мужем, смотрела телевизор, склоняла мужика к любовным утехам, гуляла по улицам, наслаждаясь морозом и солнцем. А ребенок плакал, умирал, умирал и умер. Потом лежал на балконе, на трупик падал снежок.

— Почему? — спросил Танов у самого себя, безотрывно глядя в широко раскрытые серые, такие любимые глаза Тамары.

— А потому, — сказала вдруг Тамара, и глаза ее потемнели и сузились, — потому, что в этой истории никто никого не любил.

— Никто никого не любил? — переспросил Танов, хотя давно и сам это понял.

— Да, именно так, — Тамара протянула через стол руку, и Танов положил на ее руку свою.

— Рита не любила мать. И всячески лелеяла в себе эту нелюбовь. Не любила и Игоря. Не любила и дочь. Кого же любила? Разве что себя.

Игорь не любил ни отца, ни мать, ни братьев. Не любил и Риту, как и двух бывших жен. Не любил никого из четверых своих детей, в том числе и эту крошку, которую нечаянно убил. Любил ли Игоря отец? Любила ли мать? Нет, конечно. Если что-то и любили оба, так это то, что определяется словами: достаток в семье. Ну, и так далее, — совершенно неожиданно улыбнулась Тамара. Улыбка у нее была замечательная — все лицо озарялось ясным и ровным светом. При таком свете и беда — не беда, и горе — не горе, а уж если выпадет радость…

Танов встал и подошел к окну. Под окном росла огромная и раскидистая черемуха. Он любовался этой черемухой много лет. Вот и сейчас цветущие ветки стучали в окно, словно настойчиво просили впустить. Танов открыл окно. Вдохнул знакомый с детства чарующий запах.

— Весна пришла, — Танов отломил веточку, налил воды в стакан и поставил стакан с черемухой перед Тамарой.

— Опять весна на белом свете, — Тамара засмеялась счастливо.

— Бери шинель, иди домой, — ответил ей Танов. — Все, поехали в Царицыно. Погуляем, подышим. Весна-то не каждый день.

— Зови Ваню, — согласилась Тамара и принялась убирать со стола посуду.