— Папуль, а когда поймают, сфотаться с ней можно?

— С кем? С лешачихой?

— Ну да! Чтоб потом в Интернет выложить?

При Зарубине он не стал ругаться на дочку, и видно было, относится к ней ласково.

— Это к учёному, — кивнул попутчик. — Думаю, он позволит...

Натаха состроила глазки гостю.

— Вы позволите сфотаться?.. Я с Дедом Морозом уже фоталась!

— Я вот тебе дам, — несурово пригрозил отец, вер­но, вспомнив Интернет. — Нашла с кем... Иди, помогай матери.

— Поймаю — позволю! — пообещал Зарубин. — Даже верхом покататься.

— Верхом на лешачихе?! — восхитилась она, одна­ко сникла под взглядом родителя и удалилась на кухню.

— Часам эдак к пяти подъедешь к базе, остановишься и километре, — продолжил наставлять бывший егерь. — Машину в лес загони, чтоб не на глазах... Сам иди к Пи­жме, засядь в кустах и карауль. На заходе дива придёт. Или по другому берегу, или по твоему. Тут как повезёт. Она сейчас каждый день возле базы трётся... Увидишь — лови! Только не стреляй — бесполезно, пуля не берёт.

— Так прямо и ловить? — переспросил он.

— А что?.. Делай что-нибудь. Вали на землю, связы­вай. Не знаю, я ни разу не ловил. Может у вас, учёных, есть приёмы, способы... Она не кикимора, мягкая, шер­стяная, рук не порежешь.

— Говорят, четырёхметровая! Столбы из земли рвёт.

— Ну, с бабой как-нибудь сладишь. У них одно сла­бое место...

Назвать, какое, он не успел, ибо жена внесла стопу блинов с рыжиками, варенными в сливках, и наконец-то присела к столу. Хозяин поёрзал.

— Сам бы пошёл с тобой... Да картошку копать надо, и так опоздали.

У Зарубина от его речей как-то сразу аппетит отбило, хотя глазами бы всё съел. Такие блины с рыжиками гото­вила бабушка, и в другой раз он бы половину стопы смёл, но тут кое-как проглотил пару и ощутил смутное беспо­койство. Разум противился, чтобы верить в существова­ние леших, но струна иронии, насмешки была уже пере­тянута. Чтобы оценить и прочувствовать, где тут правда, в где хитроумное надувательство, надо было проветрить мозги, избавиться от липкой пелены наваждения.

— Благодарю за обед, — он встал. — Всё было вкус­но... Мне пора!

— Дак и не поел ничего, — встрепенулась хозяйка. — Может, с собой завернуть? Тебе сила понадобится!

— Спасибо, не надо.

Всё семейство вышло на улицу провожать, тётка не унималась:

— Гляди уж там, поосторожней. С нечистой силой схватишься! Крест-то на тебе есть?.. Вот, возьми! — су­нула в руку пакетик. — Тут ладан. Если что, ладаном её, все черти боятся. Смирные делаются...

Параллельно Зарубин выслушал наставления хозя­ина, как найти владения Недоеденного, сел наконец-то за руль и помахал дочке, которая уже была в резиновых сапогах и с вилами в руках.

— А Натаха у нас красавица! — тётка засунула голову в кабину. — И работящая! Приедешь ещё, полюбуешься, дак, может, и в Москву с собой возьмёшь! Ты не стесняйся...

Муж вынул её из окна, стал что-то выговаривать, но Зарубин уже не услышал, потому как с места взял ско­рость, выбросив из-под колёс тучу песчаной пыли.

На обратном пути, проезжая мимо Пижменского Го­родка с единственным жилым домом Дракони, он вне­запно заметил ещё одну дорогу, с тыльной стороны, без асфальта, недавно отсыпанную и вполне приличную. Свер­нул на неё и узрел совершенно иной ракурс — процвета­ющая европейская деревня: ухоженные жилые домики с палисадами, асфальтовые дорожки и обилие цветников с георгинами. Посередине стояло модульного типа строе­ние, будто на современной американской ферме, покра­шенное в голубой цвет и стерильное даже снаружи. Во­круг ухоженный, стриженный газон, отдельные блоки с трубопроводами, вентиляционные короба, и всё ды­шит, действует как единый организм. Скорее всего, это и был маслозавод, где производили масло для кремлёв­ского общепита. Фасадный вид из-под горы с руинами и чертополохом был всего лишь прикрытием, чтобы от­пугивать проезжающих.

Все эти чудеса в недрах запустения и разрухи охраня­ли автоматический шлагбаум и две видеокамеры, наце­ленные, как пушечные стволы.

Зарубин перед ними и остановился, полагая, что сей­час к нему выйдут, однако кругом было ни души, и похоже, камеры стояли тут для острастки. Тогда он достал коробку с подарком Фефелова и пошёл за шлагбаум. В это время из крайнего блока вышла женщина в белом халате и с марлевой повязкой на лице, более похожая на доктора, чем на колхозницу. Зарубин вежливо поздоровался, но спросить ничего не успел.

— Это ещё что такое? — грубовато спросила она. — Ну-ка, выйди! Выйди отсюда!

Принимали в этом колхозе, прямо сказать, неласково, Зарубин отступил за шлагбаум и вежливо поздоровался.

— Как бы увидеть хозяйку, Диву Никитичну?

Женщина чуть отступила, смерила недоверчивым взглядом и оттянула маску на подбородок.

— Это я. Что нужно?

Никакой особенной красоты, разящей наповал, Зарубин не заметил: миловидная и самоуверенная особа лет за тридцать...

— Я привёз вам подарок от Фефелова, — он протянул коробку. — Вот, возьмите.

— Какого Фефелова? — вдова чуть сбавила напор. — Который из Москвы, что ли?

— Из Москвы, на охоту сюда приезжал...

Она говорила громко, чуть развязано, в поведении чувствовалось внутреннее простодушие, смешанное с барской, даже царской брезгливостью.

— Вот неймётся мужику! — усмехнулась Дива Ники­тична. — А что прислал-то?

— Не знаю, — сказал Зарубин. — Просил передать...

Она посмотрела на свои стерильные перчатки.

— Ну-ка, открой!

Разрезать упаковку пришлось ножом. В коробке ока­залась ещё одна, такая же круглая, но обтянутая бар- хитом, как ларец и явно антикварного вида, на замоч­ке и с золотым ключиком на тесьме. Подарок, кажется, Диву заинтересовал.

— Ишь ты, какая красивая... И что там внутри?..

Зарубин отомкнул замок и осторожно открыл ларец — там, в ложе из белого шёлка оказались серебряные, с по­золотой, пяльцы для вышивки и стеклянная коробочка с набором золотых игл самой разной длинны и конфигу­рации. Сказать честно, вещи дорогие, старинные, и Дива, увидев всё это, восхитилась:

— Какая прелесть! Генеральский подарок... Ценная, должно быть, вещица?

— Антикварная.

В следующий миг она потеряла интерес и преврати­лась в избалованную вниманием барышню.

— Какие назойливые мужчины, — вымолвила она с жеманностью богатой невесты. — Знают, что не при­нимаю, и всё равно подарки шлют...

Снова спряталась под маску и хотела уйти.

— И что мне теперь с этим делать? — спросил Зарубин.