двери, как только она прильнула к глазку. Со вздохом — облегчения или раздражения, Аня и сама не знала, — она открыла дверь.

— Опять играешься? — недовольно спросила мама, внося свое объемное тело в квартиру, отчего прихожая Ани сразу стала словно меньше и темнее. — В глазок она смотрит, за дверью прячется, будто нужна кому. Скоро тридцать три, а ты, нет чтобы замуж выйти и внука мне родить, все ерундой маешься.

— Что-то случилось, мама? — Аня с тоской подумала, что давно не пила таблетки, прописанные неврологом. От мыслей о мертвом Николае, продолжающем ее преследовать, они не спасали, зато с мамой общаться было легче.

— Случилось, — подтвердила мать. — Рита звонила, сказала, что ты на больничном. А матери не позвонила! Вот я и пришла узнать, что с тобой. Может, помочь надо, ты же сама не попросишь, гордячка. Хотя, судя по твоему лицу, ты и не болеешь, а так, от работы филонишь.

Аня машинально повернулась к зеркалу — с матерью она не могла согласиться. Хоть она и не болела на самом деле, но бледное и отекшее после сна лицо здоровым не выглядело. Она снова стала плохо спать по ночам и досыпала днем, мать пришла вскоре после ее пробуждения.

— Я не имею права ходить на работу даже с малейшими признаками ОРВИ, — сухо ответила она. — Я с людьми работаю.

Она прошла на кухню и поставила чайник, мысленно посылая все кары на голову Риты. Почему у других бывшие подружки и друзья просто исчезают из жизни, оставаясь в лучшем случае в социальных сетях или даже в черных списках этих сетей? Но только не у нее. Хорошо еще, что Андрей поступил как честный человек и исчез сразу, как только они расстались. И хорошо, что кроме Николая, Андрея и теперь вот Вахи у нее за все эти годы никого не было. А то вереница бывших, звонящих ее маме или преследующих ее саму, точно свела бы ее с ума.

— Хорошо хоть Рита за тебя беспокоится, позвонила сразу, — продолжала мама, проходя за ней на кухню. — Она права, ты опять поправилась. Сдавала кровь на гормоны?

Аня пыталась делать так, как советовал психолог, переводя весь этот разговор в белый шум за пределами сознания, но материнский голос легко пробивал эту хлипкую защиту. Как всегда.

— Колину маму на днях видела, — мать сменила тональность, голос ее стал печальным. — Так стыдно было ей в глаза смотреть, ты не представляешь! Хоть она и говорит, что я ни в чем не виновата, но все равно.

Аня с трудом поставила кружку не мимо стола и изумилась такой удаче, хоть не разбила! Ничего нового она ведь не услышала. Маму больше всего волновало, чтобы ее не заподозрили в чем-то нехорошем и еще — что подумают люди. Сама не понимая зачем, она ляпнула прямо посреди материной тирады:

— А он точно умер? — Аня подняла голову и уставилась в расширившиеся от возмущения глаза матери. «А она постарела, — некстати подумала Аня. — Морщины уже не пытается скрывать, волосы подкрашивает каким-то диким цветом. У нее же нормальная рыжина, как и у меня, могла бы закрашивать седину рыжим цветом. Откуда этот ядреный апельсин? Может, эту краску назначают всем без исключения после пятидесяти? Или пятидесяти пяти. Сколько сейчас маме?»

Посчитать она не успела.

— Ты думаешь, что говоришь? — прошипела мать. Она закрыла глаза руками и добавила глухо сквозь ладони: — Я вырастила психопатку. И проститутку.

Аня вздохнула.

— Хочешь, я выйду замуж и разведусь через три месяца, как твоя любимая Рита? — спросила она, с трудом сдерживаясь, чтобы не разреветься. — Тогда ты перестанешь меня доставать?

— Ты даже на могиле Коленьки не была ни разу, — словно не слыша ее, продолжала мать. — А ведь столько лет дружили, он тебя так любил, я думала, поженитесь сразу после школы…

Очень хотелось бросить кружку в стену, да так, чтобы на мелкие осколки. И заорать. Заорать на эту уже пожилую женщину так, чтобы выдуло криком все эти глупости. Но кружка была любимая, за стеной жил нервный паренек, работавший из дому, и пугать его не хотелось. Как и кричать на мать. Аня не хотела сама себе в этом признаваться, но мать она все равно любила и не хотела ее расстраивать. И, как часто бывает, постоянно расстраивала. Может, будь у Ани братья или сестры, они бы делили с ней эту ношу и расстраивали маму по очереди, но чего нет, того нет.

— Я была на его могиле, мама, — Аня так и чувствовала, как ободряюще покивал бы ее психолог на такое взрослое поведение. Она даже сдержалась и не добавила: «Хотела удостовериться, что он и правда умер».

Мама недоверчиво шмыгнула носом и отвела руки от покрасневших глаз. Потом они молча пили чай, зачем-то смотрели телевизор, и лишь после этого мама ушла. Они так и просидели в молчании, тяжелом, но примирительном.

И только закрыв за мамой дверь — замок верхний, нижний, щеколда, цепочка — Аня спросила, мысленно обращаясь к ней: «А почему я не уехала поступать в Москву, как хотела?»

И сама же ответила за маму ласковым голосом, как может только мама: «Потому что кому ты там нужна. Ты же совсем не приспособлена к жизни. Обворовали бы на вокзале да изнасиловали в ближайшем переулке».

Так мама и сказала однажды. Странно, но теперь это не казалось Ане таким уж ужасным. Тем не менее желание собрать балерин в пакет пропало, и Аня до позднего вечера просидела у телевизора, сделав лишь одно большое дело — вызвав курьера с едой. Обычно еду заказывал Ваха, сама Аня должна была для этого победить себя дважды — открывая незнакомцу в зеленом или желтом дверь подъезда, а потом дверь квартиры. Впрочем, оно того стоило, потому что она чувствовала себя такой опустошенной, что все равно готовить не могла.

Так Аня дожила до субботы. И сидеть в четырех стенах больше не хотелось. Аня решительно оделась. В коридоре она сначала посмотрела в глазок и, убедившись, что никого нет, вышла. Когда она позвякивала связкой ключей, из своей квартиры выглянула соседка.

— Здравствуйте, Кира Михайловна, — буркнула Аня не оборачиваясь.

— Здравствуй, Анечка, — обрадовалась та и вышла на площадку. — Мама вчера заходила, да? Опять мы с ней разминулись.

— Да, — Аня поняла, что все советы психолога она исчерпала на маме, а на соседку уже не хватило. — Скажите, Кира Михайловна, вы маме про меня тоже рассказываете? Про парня моего, который обязательно меня убьет, и другие истории?

Она сама не ожидала