— Начинаете частную практику, советник?

— Пытаюсь спасти твою, придурок, жизнь.

Я закрыл глаза. Ну что, вот все и закончилось? Пора поступать правильно.

— Где мы можем встретиться, братишка? В баре слишком рискованно?

Дейв задумался ненадолго.

— Помнишь Иксмэна?

Филли Морисани. Мы частенько собирались в его подвале на Хиллсайде посмотреть телевизор. Это было что-то вроде нашего частного клуба. Парень так повернулся на «Секретных материалах», что мы прозвали его Иксмэном. Теперь он вроде бы работал на «Веризон».

— Конечно, помню.

— Он уехал по делам, и я вроде как присматриваю за берлогой. Ключи там, где и всегда. Я сейчас на занятиях. Надо закончить кое-что. Как насчет шести? Если приду первым, оставлю дверь открытой.

— А я пока потренируюсь держать руки за спиной. Для наручников.

— Ничего, Нед, мы тебя вытащим. Я еще не говорил, что получил «отлично» по законодательству?

— Ну, теперь мне точно волноваться не о чем! Ты только скажи, что у тебя по уголовному праву?

— По уголовному праву? — Дейв застонал. — Черт, я его завалил!

Мы рассмеялись. Слышать звук собственного смеха, знать, что кто-то на твоей стороне — от одного лишь этого стало легче.

— Мы тебя вытащим, — уверенно повторил Дейв. — Ты только не высовывайся пока. Увидимся в шесть.

До встречи оставалось еще два часа, и чтобы их убить, я отправился на Кенмор-сквер. Выпил пива в полупустом ирландском баре, посмотрел краем глаза конец игры. Победу «Сокс» принес Ривера в девятом иннинге. После такого как не верить в чудеса?

Я проглотил последние капли, зная, что это мое последнее пиво на много-много лет. Жизнь, какой я ее знал, заканчивалась. В том, что меня отправят за решетку, сомневаться не приходилось. Я бросил бармену десятку.

Состояние аффекта. Вот так-то, Нед, уповай теперь только на то, что тебя признают невменяемым.

Часы показывали начало шестого, и мне еще повезло с таксистом, согласившимся сгонять в Броктон за сорок баксов. Я вышел на Эдсон-стрит и, обойдя начальную школу, направился к Хиллсайду, где меня ждал Дейв. Серый, поникший в борьбе с непогодой домишко стоял на прежнем месте, третьим в своем ряду. К нему вела короткая и крутая дорожка. В конце ее — к немалому своему облегчению — я увидел знакомый черный «субару».

Время еще оставалось, и я, помня предупреждение брата, постоял у фонарного столба, наблюдая за улицей. За мной никто не следил. Копов видно не было.

Пора заканчивать…

Я быстро прошел к запасной двери. Как и обещал Дейв, она была приоткрыта. Будто в старые времена, когда мы просиживали здесь часами перед телевизором, иногда покуривая травку.

— Дейв! — Я постучал по стеклу.

Никто не ответил.

Я перешагнул порог, и ударивший в нос тяжелый запах плесени отозвался наплывом приятных воспоминаний. Внутри все осталось по-прежнему; Филли так ничего и не поменял. Тот же диван в шашечку, то же продавленное кресло. Бильярдный стол. Пара фонариков с рекламой «Миллер лайт». Дешевая барная стойка.

— Эй, Дейв!

На диване валялась книжка. Точнее, альбом. Я перевернул — «Картины Ван Гога». Либо за то время, что я его не видел, Филли сильно вырос в духовном плане, либо ее принес Дейв. На клапане суперобложки стояла печать библиотеки Бостонского колледжа. Он сказал, что хочет показать что-то, имеющее отношение к Гаше.

— Дейви, старина, ты куда, черт возьми, запропастился?

Я плюхнулся на диван и принялся листать страницы, пока не дошел до одной, помеченной желтым стикером. Картина представляла собой портрет пожилого мужчины в белом колпаке, с меланхолическим лицом и пронзительными голубыми глазами. На заднем фоне характерные для Ван Гога яркие завитки.

Взгляд прыгнул к тексту.

«Портрет доктора Гаше. 1890».

Меня как будто окатила освежающая волна возбуждения. Картина написана более ста лет назад. Именем доктора мог воспользоваться любой. Но у меня вдруг появилась надежда. Гаше существует! Может быть, Элли Шертлефф что-то знает.

— Дейв! — крикнул я уже громче и посмотрел на ведущие вверх ступеньки.

И только тогда заметил свет под неплотно закрытой дверью в ванную.

— Дейв, ты там? — Я подошел и постучал.

Тишина.

Дверь со скрипом приоткрылась.

Следующие секунд шестьдесят я просто стоял, прислонившись к косяку, словно получил в живот удар паровым молотом.

О Дейв… Дейв…

Мой брат сидел на стульчаке в уже знакомом мне свитшоте. Голова слегка наклонена, как будто прислушивается. И повсюду кровь. Она вытекала из живота, ползла по джинсам и заливала пол. Дейв не шевелился. Только смотрел на меня умиротворенно, как бы спрашивая: «Где тебя, черт побери, носило?»

— Нет, Дейв, нет!

Я бросился к нему, стал щупать пульс, хотя уже знал, что никакого пульса нет, трясти его за плечи. На левой стороне свитшота виднелась большая колотая рана. Я задрал нижний край, и внутренности поплыли мне в руки.

Я отшатнулся и едва не упал. Ударился плечом о стену. Поскользнулся на залитом кровью линолеуме. Меня вдруг прошиб пот. Я больше не мог оставаться здесь и смотреть на неподвижного, неживого брата. Надо убираться. Кое-как поднявшись, вышел из ванной. На улицу. Вдохнуть свежего воздуха.

Чья-то рука обхватила меня сзади за шею. Мощная и крепкая, как чугунный обруч. Голос прошептал в ухо:

— У вас есть кое-что, мистер Келли, что принадлежит нам.

Я не мог дышать. Противник был очень силен. Его предплечье сворачивало мне шею. Острое лезвие уперлось в ребра.

— Картины, мистер Келли, — прошептал он. — Меня интересуют картины, и если только вы не начнете говорить в следующие пять секунд, они станут последними в вашей жизни.

В подтверждение своих слов парень снова ткнул ножом в ребра.

— Последний шанс, мистер Келли. Нашли своего брата? Грязная работа, но он сам виноват. Не знал, видите ли, что вы придете. Но вы так легко не отделаетесь. — Лезвие переместилось под подбородок. — Вы нагрели человека, на которого я работаю, а это непозволительно.

— У меня нет никаких картин! Какой мне смысл врать… сейчас?

Зазубренное лезвие погладило шею.

— Уж не принимаете ли вы меня за полного кретина, мистер Келли? У вас есть то, что принадлежит нам. Картины на шестьдесят миллионов долларов. Я хочу, чтобы вы рассказали мне о них. Начинайте.

Что он хотел услышать? Что я мог рассказать? Я ничего не знал о пропавших полотнах.