Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Уроженка Калуги. Проживает в СВАО. Магазин «Вега», продавщица.
– Мне это ни о чем не говорит!
– Ладно. Подождем, пока он приедет.
* * *
В забытье Марусе было легко, почти сладко. И сны такие яркие. Елка новогодняя. Снежинки кружатся. Маковки церковные золотятся под солнцем. А потом вдруг Вадик рядом. Будто она в такси едет с ним. И рука его – на ее коленке.
Когда по-настоящему ехали, сбрасывала его ладонь, сердилась. А сейчас – настолько приятно!
На затылке, даже сквозь сон чувствуется, горячо. Кровь, по голове сильно ударили. И машина явно не бизнес-класс – трясучая, едой какой-то прокислой воняет и бензином. К горлу комок подкатывает, проснуться бы, вздохнуть глубоко. Стала шевелиться, разлеплять веки – но получила новый удар.
– На, – голос женский, вроде смутно знакомый, – на башку ей надень.
Грубые мужские руки возле лица. На голову нахлобучивают колючую вязаную шапку. Натягивают до самого подбородка.
Тошнить еще хлеще стало, Маруся закашлялась.
Но тут машина остановилась. Схватили за шкирку, выволокли. Хотя бы воздух свежий. Тишина звенящая. Горло сжало холодом, нос защипало: мороз. Идти сама она не могла, мужик грубо поволок по земле. Снег в сапожки попал, под куртку. Скрипнула калитка, потом ступеньки, еще одна дверь. Потом зловещий скрип, и пол ушел из-под ног. Маруся вскрикнула, полетела… Больно упала на бок. Над головой скрежет.
Больно и очень холодно.
Со стоном попыталась присесть, стянула с лица колючую шапку.
Кромешная темнота. И холод. Лютый холод.
* * *
Вадик вошел в квартиру властно, словно хозяин.
Вике коротко кивнул, на Алену Андреевну взглянул с удивлением:
– Вы Марусина мама?
Ответить Вика не дала. Возмущенно налетела на гостя:
– Вадик! Что случилось? Почему ты Марусю до дома не довез?
Развел печально руками:
– Да дурак я. В машине руки немного распустил. Маруся так смешно сердилась. Гадал: пощечину влепит или велит вон убираться? Но она придумала хитрее. Когда проезжали метро, вдруг говорит: «Хочу мороженого, вон как раз палатка». Я водиле велел остановиться. Спрашиваю ее: «Тебе какое?» Она: «Нет, нет, я сама люблю выбирать. А ты пока посиди. Остынь. Я быстро». Побежала вроде к палатке – а сама юрк в метро! Хотел в погоню, но потом решил: «И так ее напугал». Пусть сама домой едет. А я предприму новый заход. Более целомудренный.
– Все ты врешь, козел! – в сердцах выдохнула Вика. – Ты ее и похитил небось!
Алена Андреевна перебила:
– Я так не думаю. – Взглянула на мужчину внимательно: – Что ты мститель, я уже поняла. Сколько сам-то с Васюковой получил?
– Сотку. Двенадцать Марусиных. Пять моих. Остальное – за моральный ущерб.
– Васюкова тебя за кого приняла?
– За мента продажного. Как всегда и бывает.
– А могла она подумать, что подослала тебя Маруся?
– Могла, – признал. – Но я эту породу изучил досконально. Они никогда не мстят. Трусливые, как шакалы.
– Однако Марусю похитили.
– Это не Васюкова, – твердо ответил Вадик. – У той кишка тонка.
– У тебя есть ее фотография? – вдруг спросила Алена Андреевна.
– Да.
– Покажи.
Молча достал телефон.
Jpg-файл грузился медленно, долго.
Алена Андреевна велела Вике:
– Посмотри. Ты точно раньше никогда не встречала ее?
Вика жадно вглядывалась в изображение, хмурилась, пожимала плечами. Наконец неуверенно произнесла:
– Чем-то на Нинку похожа…
– А Нинка это кто?
– Да никто. С нами в «кульке» училась. В параллельной группе.
– Вы с ней ссорились? Враждовали?
– Да кому она нужна! – фыркнула Вика. – Тупица с понтами. После первой сессии вылетела. За неуспеваемость и прогулы.
– А Маруся осталась в институте. И сейчас тоже: не просто вернула свое, а еще перепугала, на деньги выставила, – тихо сказала Алена Андреевна.
– За такое можно и мстить, – согласился Вадик.
– Продиктуй мне телефон Нины, – попросила женщина.
Набрала номер.
– Первая независимая аптека, – отозвался женский голос.
Интеллигентная пожилая дама в ответ рявкнула:
– Слушай, ты, гнида. Если с Марусиной головы хоть волосок упадет – я тебя в порошок сотру.
* * *
Глаза постепенно привыкали к темноте, тошнота отпустила, голова почти не болела. А вот холод – сковывал все больше.
Маруся исследовала помещение, поняла: погреб. В неотапливаемом, летнем доме. Крышка закрыта наглухо. Кричать бесполезно.
Она так и не поняла, кто были те двое. Мужчина – все время молчал. Женский голос вроде бы раньше слышала.
Похоже, та самая баба, что принимала у нее заказ в «Первой независимой аптеке».
Но Вадик ведь сказал: бояться нечего. Женщина искренне раскаялась и вернула деньги по доброй воле.
А получилось все вот как…
И что будет дальше? За нее потребуют выкуп?
Или (от мысли стало еще холоднее) она просто замерзнет здесь насмерть?!
– Помогите! – выкрикнула в отчаянии.
Полная тишина. Даже собаки нигде вдали не откликнулись.
Зубы начали стучать. От холода и от страха.
Маруся взобралась по деревянной лесенке из трех ступенек, начала колотить кулаком в крышку.
Не поддается.
Перчаток у нее нет, костяшки пальцев быстро сбила, но продолжала и продолжала стучать.
Закрыто наглухо. Вероятно, на засов.
И на помощь никак не позвать. Кричать бесполезно, а телефон у нее отобрали еще в машине.
Перестала колотить. Расплакалась.
И вдруг показалось: что-то скрипнуло над головой.
– Эй! Кто здесь! Спасите!
Полная тишина.
Снова со всей силы ударила в крышку подпола – и та неожиданно распахнулась.
Маруся подтянулась на дрожащих руках, выбралась наружу.
Пустой, темный, холодный дом. Никого.
И вдруг вспышка синяя, совсем рядом. И треньканье еле слышное. Скосила глаза, не поверила. Телефон! Ее собственный.
Схватила аппарат. Входящий вызов. Алена Андреевна!
– Але! – выкрикнула в трубку.
– Ты где?
– Я… я в каком-то подполе была… Но сейчас меня выпустили.
– Урра! – услышала на заднем плане выкрик подруги.
А потом мужской голос. Вадик:
– Скинь координаты свои. Мы сейчас за тобой приедем.
* * *
На следующий вечер было Рождество.
Маруся в холодном подполе, конечно, простудилась и шмыгала носом.
Но маму на службу все-таки отвела.
Макаровна, несмотря на пережитый накануне стресс, пребывала в прекрасном расположении духа.
Маруся все-таки смогла достать ей заветное лекарство. Всего, правда, одну таблетку (выпросила у коллеги – той по рецепту выписывали). Но мама и тому рада. Оказалось, лекарство не только боль снимает, но и настроение повышает изрядно.
Дочка заботливо провела ее к стульчику (для болящих в церкви ставили). Шепнула:
– Я тебя на улице подожду.
– Стой тут, рядом! И так носом шмыгаешь!
– Все, мамуль, хватит командовать! – сказала неожиданно твердо. – После двенадцати подойду, заберу.
И ушла.
Возле церкви встретилась с Вадиком. Тот увидел, просиял, приобнял – но немедленно отступил:
– Пардон. Руки больше не распускаю. Вдруг
