– Благодарю вас, – сказал Владимир и отпустил его. Секретарь ушел.

– Ну и что ты обо всем этом думаешь? – внезапно спросил Балабуха.

– Не нравится мне все это, – откровенно признался Гиацинтов. – Человек проработал всего несколько недель и бесследно исчез. Похоже, что он не нуждался в деньгах и к тому же имел доступ к важным документам. Сам собой напрашивается вывод, что он приторговывал секретными сведениями. Но почему он исчез? Испугался разоблачения? Или мы просто поспешили с выводами? Знаешь что, друг Балабуха, давай-ка как следует осмотрим его вещи. По вещам легче всего узнать характер человека.

– Ага, – согласился артиллерист и принялся за кургузый шкапчик.

Деньги от австрийского канцлера, а точнее, полное их отсутствие. – Пуговица Добраницкого и попытки ее оторвать. – Неожиданный свидетель в «Венской усладе». – Девушка в белом.

По законам шпионского жанра, во время обыска офицеры непременно должны были найти толстую пачку кредитных билетов с собственноручной надписью канцлера Меттерниха «Плата агенту Жаровкину за предательство родины», либо связку секретных бумаг с информацией, не подлежащей оглашению, либо еще какие-нибудь чрезвычайно компрометирующие вещи. Однако вместо всего этого офицеры узнали, что у письмоводителя Жаровкина было две запасные пары исподнего белья, шесть жилетов яркой расцветки с костяными пуговицами, две трубки, табакерка с хорошим турецким табаком, три рубашки, томик стихотворений Гейне, черные панталоны и черный сюртук. Также офицерам удалось обнаружить пять штук носков (один – правый – отсутствовал), нитки, иголку, ножницы, ночной горшок и запасные ботинки довольно хорошей кожи. Ни кошелька, ни денег, ни личных документов, вообще ни единого клочка бумаги, если не считать стопки чистых листов на столе. На всякий случай Гиацинтов просмотрел их все, но ничего не нашел.

– Пусто? – спросил Балабуха.

– Похоже, что так, – нехотя признался Владимир.

– Простукаем пол и стены? – предложил Балабуха в порыве энтузиазма.

– Давай, – без особого энтузиазма согласился его товарищ и, притянув к себе ворох одежды бесследно сгинувшего письмоводителя, принялся вторично обшаривать ее.

Следует сказать, что ни в стенах, ни под половицами, ни в ножках стульев, ни в столе, ни в шкапчике никакого тайника обнаружить не удалось, однако чуть позже усилия Гиацинтова были наконец вознаграждены. При более тщательном осмотре сюртука он выудил на свет божий клочок бумажки, завалившийся за подкладку. Карман, как оказалось, был дырявым.

– Ну, что там? – спросил Балабуха, сгорая от любопытства.

Владимир склонил голову набок, разбирая неразборчивые каракули.

– Чашка шоколаду… Грушевый пирог… Счет от тринадцатого апреля.

– За неделю до исчезновения, – напомнил Балабуха.

Офицеры со значением переглянулись.

– Там есть название ресторации? – спросил Антон.

– Есть. «Венская услада». И адрес… погоди-ка… Черт, уголок с адресом оторван!

Дверь распахнулась, и на пороге показался Август Добраницкий. В его внешности произошла разительная перемена. Во-первых, он переоделся в модный костюм изысканнейшего темно-серого оттенка. Во-вторых, на голове у него примостился высокий цилиндр. И в-третьих, в правой руке Август держал тросточку и небрежно поигрывал ею.

– Однако ты не терял времени даром! – заметил ему Балабуха.

– Что поделаешь, изящество у меня в крови, – самодовольно признался Август.

– В этом костюме ты похож на шута горохового, – не преминул уколоть его Антон.

– Что еще, кроме зависти, может говорить его устами? – заметил Добраницкий в пространство. – Ну как, ваш друг еще не нашелся?

– Нет, – сокрушенно признался Владимир. – Но мы его обязательно отыщем.

– Искренне на это надеюсь, – сказал Август, поворачиваясь к двери. – Если я вам понадоблюсь сегодня, я в «Венской усладе».

– Где? – в один голос спросили пораженные офицеры.

– В «Венской усладе», это заведение, которое… А что?

Балабуха кашлянул и взял Добраницкого за пуговицу, глядя на него сверху вниз.

– Август, голубчик, нам очень нужно туда попасть. Проводи нас!

– Да ради бога, Антон Григорьич! Э-э, только не надо отрывать пуговицу, этот сюртук совсем новый, то есть почти новый. Будь он новый, он бы обошелся мне в три раза дороже!

– Август, хватит болтать! Веди нас!

* * *

Это было чистенькое, вкусно пахнущее пирожными заведение, которое язык не поворачивался обозвать трактиром. Трое друзей уселись за столик и вопросительно переглянулись.

– Сначала сделаем заказ, – решил Гиацинтов. К их столику уже шел кельнер.

– Что угодно господам?

– Мне кофе с шартрезом, – быстро сказал Владимир. – И грушевый пирог. Один мой друг говорил, что ваши грушевые пироги – просто чудо!

– Да, о них так многие говорят, – довольно равнодушно отозвался кельнер. – А другие господа что будут?

Добраницкий попросил обычный кофе и пирожное, Балабуха – бутылку токайского, однако в ответ услышал, что вино у них не подают. Артиллерист открыл было рот, чтобы возмутиться, но тут Владимир так посмотрел на него, что Антон понял: возражать не следует. Надувшись, он попросил кофе и «чего-нибудь на ваш выбор».

– Рекомендую пирожное «Принцесса»… Сейчас вам все принесут.

Кельнер уже собирался отойти к другому столику, и Владимир решил пойти напролом.

– А вы не помните моего друга? Такой мужчина средних лет, темноволосый. У него еще был поврежден левый мизинец.

Кельнер пожал плечами.

– К нам заходит очень много народу, сударь, – сказал он в свое извинение и пошел принимать заказ у румяной дамы, которая только что вошла в «Усладу» под ручку с каким-то фатом.

Владимир сердито стукнул ладонью по столу.

– Ничего не выходит, – выпалил он с раздражением.

– Может, дать ему денег? – предложил Добраницкий. – Деньги очень освежают память.

– Надо будет попробовать, – отозвался Владимир.

Он отвернулся и стал смотреть на хозяина в белом фартуке, который за стойкой бережно раскладывал пирожные. В заведении в этот час было совсем немного народу. Хромоногая девушка с грустными глазами подметала пол, другая, бойкая и расторопная, вытирала свободные столы и меняла цветы в стоящих на них вазах. Владимир вздохнул и поглядел за окно. Мимо по улице скользили изящные ландо и тряские кареты, а напротив располагалась мастерская модистки[7], в витринах которой красовалось множество шляпок. Из мастерской вышли две женщины, барышня и служанка, и двинулись к наемному экипажу, стоявшему у обочины. На девушке было белое муслиновое платье с яркими цветами и капор, украшенный горой лент и искусственных цветов. Лица ее Владимир не видел – его затеняли широкие поля. Но тут озорник ветер, прилетевший с Дуная, выказал явное намерение схватить шляпку и утащить ее с собой. Девушка испуганно вскрикнула, поднесла руку к капору и невольно подняла голову. Лишь на долю секунды молодой офицер увидел ее глаза, и в следующее мгновение на улице между ним и незнакомкой проплыло ландо, на запятках которого стояли два лакея. Когда оно скрылось из виду, девушка и ее спутница уже исчезли.