– Ближе, чем следовало бы, – вздохнул Август. – По правде говоря…

– Август, – вмешался Владимир, – если честно, нас сейчас не интересует кузина Изабелла. Скажи мне лучше вот что: по рассказу ключницы получается, что графиня – вдова и, так сказать, вполне свободная женщина. Чем ее можно шантажировать, чтобы вызвать такую реакцию?

– Понятия не имею, – пожал плечами Добраницкий. – Но все Бельские слегка не в себе. Я совершенно точно знаю, что панна Изабелла, к примеру, жила со своим учителем французского, но по ее виду ты бы ни за что этого не сказал. А после учителя французского у нее был лакей, а после лакея – повар, а после повара – не помню, кто еще, и когда родители решили выдать ее замуж…

– Август, – прервал его Владимир, – я очень ценю твои познания, но, ей-богу, сейчас нам надо подумать, что делать дальше. Одежду Жаровкина мы нашли, но мы до сих пор ничего не знаем об обстоятельствах его смерти, а между тем это может быть очень важно.

– А по-моему, вы знаете все, что вам нужно, – парировал задетый за живое поляк. – Он вляпался в какую-то скверную историю и был убит. Этого, по-моему, вполне достаточно, чтобы забросить ваш камень обратно в озеро, вернуться в Вену и съесть еще немного чудесных пирожных, потому что нигде в мире их не умеют готовить так, как здесь.

Говоря, он сделал несколько шагов прочь, но, видя, что друзья не следуют за ним, остановился.

– Мы никуда не пойдем, – сказал Балабуха, хмуря свои густые брови. – Потому что мы должны понять все до конца.

Владимир сосредоточенно размышлял, то и дело поглядывая на красивый, ко всему безразличный дом за запертыми воротами. Ах, Жаровкин, Жаровкин… В какую же историю ты влез? Кому помешал настолько, что эти люди не остановились даже перед тем, чтобы тебя убить? Графине фон Рихтер, урожденной Бельской? Или кому-то еще? Что вообще за человек эта графиня, если не считать сплетен о ее увлечениях и застрелившемся муже? Темно, темно, темно, как в… чернильнице.

Нет, Балабуха определенно прав: надо будет все прояснить.

– Антон Григорьич, – негромко спросил Гиацинтов, – пистолеты при тебе?

– Так точно, – ответил несколько удивленный гигант.

– Тогда пошли, – распорядился Владимир.

– Куда?

– В дом.

Балабуха нахмурился. В некоторых случаях он умел соображать очень быстро.

– Думаешь, его там убили?

– Я не исключаю такой возможности. – Владимир, поморщившись, одернул рукава, прилипавшие к мокрому после купания телу, и поправил свои пистолеты. – Идем! А ты, Август, если хочешь, можешь возвращаться в Вену.

– Как это возвращаться, – возмутился их спутник, – а если вам понадобится помощь?

– У тебя есть оружие? – спросил Балабуха.

– Нет, – честно ответил Август. – Но если что, я буду громко кричать «караул».

– Очень это нам поможет! – проворчал артиллерист.

– Пусть идет с нами, если хочет, – вмешался Гиацинтов. – Только лучше держись сзади, а то мало ли что.

– Конечно, я буду держаться сзади, – успокоил их Добраницкий. – Впереди вы меня все равно идти не заставите.

– А что будем делать с одеждой Жаровкина? – спросил Балабуха. – Возьмем ее с собой?

Владимир задумался.

– Лучше, если у нас руки будут свободны, – сказал он наконец. – Оставим ее пока здесь, а на обратном пути заберем.

И трое друзей двинулись к воротам. Заходящее солнце золотило деревья в саду. Высокая ажурная решетка, окружавшая его, была не менее чем в полтора человеческих роста высотой.

Балабуха вздохнул, взялся за два соседних прута решетки и, крякнув, попытался их раздвинуть.

– Должен вам сказать, – выпалил Август, наблюдая эту картину, – что я воспитан в уважении к частной собственности.

– Тогда возвращайся на берег и стереги одежду, которую мы нашли, – отозвался Владимир.

– Вообще-то, – кашлянув, заметил Добраницкий, – больше всего я уважаю свою собственность, а к чужой почему-то не питаю особенного почтения. И вообще, я не представляю, кому могут понадобиться тряпки, которые вы нашли, так что никуда я не пойду. Даже не надейтесь!

Лицо гиганта сделалось совсем багровым, но ему удалось лишь незначительно сдвинуть прутья, и человек между ними пролезть бы точно не смог.

– Брось, Антон! – наконец сказал ему Владимир. – Попробуем перелезть поверху.

– Ты видел, какие там копья торчат? – проворчал Балабуха. – Совсем как наши русские штыки!

– Дайте-ка мне попробовать, – вмешался Добраницкий, подойдя к воротам.

Гигант весьма иронически поглядел на него сверху вниз.

– Август, ты что, хочешь в одиночку их открыть? Не выйдет. Там такой замок, что даже мне его не сорвать.

Август важно поднял указательный палец.

– Иногда господь избирает малое мира сего, чтобы посрамить великое, – объявил он, после чего нырнул в карман и извлек из него нечто вроде дамской шпильки. Владимир вытаращил глаза, а Добраницкий меж тем вручил ему свою трость, повернулся к воротам и стал колдовать над замком. Через полминуты ворота с тихим вздохом растворились.

– Вуаля, – важно сказал Добраницкий, разгибая чудо-шпильку и пряча ее в карман. – Прошу, панове.

– Ну ты и молодец, Август! – в восхищении промолвил Балабуха. – И как это у тебя получилось?

– Просто применяю некоторые полученные ранее знания, – объяснил Август, напыжив грудь и слегка покачиваясь на носках.

– А у тебя из-за этих знаний не было случайно столкновений с законом? – невинно осведомился Владимир, возвращая ему трость.

– Что вы, господа! – обиделся Добраницкий. – Я же себе не враг, в конце концов! И вообще, если хотите знать, я самый законопослушный человек на свете!

– Мы тебе верим, верим, – успокоил его Владимир. – Только ты на всякий случай держись сзади, а то мало ли что.

– Хорошо, – покорно сказал Август и юркнул за широкую спину артиллериста.

Владимир вытащил пистолет и двинулся вперед. Балабуха последовал его примеру.

* * *

Солнечные лучи, проходя сквозь окна, ложились на плиты пола большими скошенными прямоугольниками света. С первого взгляда было заметно, что тут уже много недель никто не жил. Зачехленная мебель, роскошные люстры, закутанные в мягкую ткань… На стенах – щиты, древнее оружие, там и сям – фигуры рыцарей в полных доспехах, стоящие в нишах. Но приподними забрало – и под ним обнаружится пустота… Владимир бесшумно подошел к лестнице и провел пальцем по перилам. На пальце остался белый след. Пыль… Всюду пыль…

– А, черт подери! – завопил Балабуха.

Добраницкий от избытка ума только что с жутким грохотом опрокинул фигуру одного из рыцарей, которую хотел, очевидно, рассмотреть поближе. Заржавленные доспехи рассыпались по полу.