– Думаю, я могу ходить на терапию?

– Анджела вздохнет с облегчением, если узнает об этом. Не забудь упомянуть это в письме.

Этой ночью я легла спать, думая о Тоби и о том, где он может быть.

На следующий день был канун Рождества, и мне просто хотелось побыть одной. Я дала тете Кристин обнять меня, когда мы прощались. Я снова извинилась. Она сказала, что мы теперь будем оставаться на связи и чтобы я навестила их в Дублине после Рождества и нескольких сессий с психотерапевтом. Я в этом сомневалась.

Я начала писать Анджеле письмо с извинениями. Я добавила, что согласна ходить на терапию, если она думает, что это поможет мне не вредить близким людям. Я сказала ей не волноваться насчет пакета с горошком. Я могу легко купить новый на заправке. Я пожелала ей с Надин счастливого Рождества и сообщила, что останусь на Рождество у себя.

Я отправилась в деревню. Повсюду было людно, шумно и везде мелькали рождественские огни. Я вставила в уши беруши и пошла за цветами. Я попыталась уйти оттуда как можно скорее и сразу пошла к дому Анджелы. Я просунула письмо под дверь, оставила цветы на половике и быстро убежала. Я понимала, что такое стыд. Это одна из тех эмоций, с которыми мне приходилось иметь дело.

Глава 20

Питер, 1974

«Глупая женщина» – так часто говорил отец, когда мы смотрели телевизор. Мамы по телевизору всегда хорошо выглядели, были чисто и красиво одеты, пекли своим детям яблочные пироги и лечили разодранные коленки. Этот призрак был совсем никчемный. Она была ужасной матерью, настолько плохой, что ее пришлось приковать цепью, как дикую собаку.

Мы еще долго не разговаривали, но кое-что я все-таки хотел у нее спросить. Она потихоньку высовывала голову из-под одеяла, но на меня не смотрела. Она стерла кровь с глаза. Больше кровь особо не шла.

– Как ребенок выберется из твоего живота?

– В прошлый раз он вышел вот отсюда. – Она показала рукой куда-то себе между ног. – Это было быстро и больно. У малыша вокруг шеи завязалось что-то типа веревки, но он ее снял.

– Папа?

– Да. Он был очень доволен, когда ты появился. После этого он какое-то время был со мной добр. Но я не знала, что он собирается украсть тебя у меня. Тогда мне было тринадцать, кажется, но я не знаю, сколько мне сейчас. Я перестала следить.

– Ты не знаешь, сколько тебе лет? Какая ты глупая.

– Наверное, ты сейчас ходишь в школу? Похоже, ты умный.

– Я не хожу в школу. Отец учит меня здесь.

– А. Но твои друзья наверняка скучают по тебе.

– У меня нет друзей. Отец мой самый лучший друг.

– А тебе не хочется дружить и играть с другими детьми?

Я вспомнил тот день в зоопарке. Кучу разных детей, которые громко болтали друг с другом.

– Тебе не положено задавать вопросы. Глупая женщина.

Я достал свою бутылку молока и налил в стакан на подносе, который оставил отец. Призрак очень странно уставилась на бутылку.

– Ты никогда раньше не видела молока?

– Только когда ты был малышом. Тогда он давал мне молоко, чтобы я могла кормить тебя грудью. Но когда он забрал тебя, больше я его не пила.

Я налил в стакан еще молока и аккуратно протянул ей. У нее очень сильно тряслись руки, и я испугался, что она сейчас все прольет, но призрак впилась ртом в стакан и выпила все за один присест, как жадный поросенок.

Она заплакала.

– Спасибо. Спасибо тебе большое. Я знала, что ты хороший мальчик. Половина тебя – это я. Лучшая половина.

Я выхватил у нее стакан.

– Ты совсем не умеешь себя вести, – сказал я. – Так пить неприлично.

Она опустила глаза в пол.

– Извини, просто… прошло так много времени.

Я подошел к холодильнику и сложил туда бекон вместе с оставшимся молоком, сыром и маслом. Картошку, хлеб, банан, хлопья и банку фасоли я оставил наверху, вместе с шоколадкой и чипсами, которые мне разрешалось есть по субботам.

В холодильнике уже стояло четыре бутылки прозрачной жидкости.

– Что это?

– Моя вода.

– А где твоя еда?

Она пошарила под одеялом и достала оттуда полпачки печенья с заварным кремом.

– Это все, что он мне дает. Можно… можно мне твой огрызок от яблока?

– Я выкинул его в мусор.

– Мне все равно.

Я пошел к мусорному ведру и достал оттуда огрызок.

– Это отвратительно – есть из мусорки.

– Я очень голодная. Твоей еды, ее хватит для нас двоих?

– Он сказал, что еда для меня.

– Но если ты не сможешь все доесть, отдашь немного мне? Пожалуйста? – Ее глаза снова наполнились слезами, и я не знал, какие чувства мне стоит испытывать.

– Нет, – сказал я. – Это против правил.

Я пытался не обращать на нее внимания и читать свои книги, но она хотела их посмотреть. Я не разрешил ей, но тогда призрак попросила почитать ей вслух. Я прочел пять страниц «Путешествий Гулливера». Она сказала, что я прекрасный чтец, и что она гордится мной, и что это просто замечательная история. Я устал сдерживаться. Я заплакал.

– Я хочу к папе.

– О, мой милый мальчик. Он плохой человек. Ты думаешь, правильно держать меня здесь под замком, почти без еды, в темноте, без единой книги? Телевизора тут тоже нет. У наших соседей был телевизор. А у тебя тоже есть? В доме?

Я кивнул. Я не отвечаю на вопросы, если ничего не говорю.

– Ух ты. А дом большой?

Я думал об этом. Мне казалось, что да. В нем было много комнат. Когда мы ездили в зоопарк, то проезжали много домов, но все они были прижаты друг к другу. По телевизору я видел и большие, и маленькие дома. Я решил, что наш дом большой, но не собирался ей этого говорить.

Я подошел к единственному стулу рядом с моей постелью, где отец оставил для меня стопку одежды, и нашел пижаму.

– Тебе помочь переодеться? – спросила она.

Я не обратил на нее внимания и разделся. Я посмотрел на часы. Короткая стрелка была между семью и восемью. Я уже должен быть в постели.

– О, у тебя есть часы! Сколько сейчас времени?

– Время ложиться спать. – Было двадцать пять минут восьмого. Я только недавно научился определять время и хотел похвастаться, но хвастаться перед кем-то настолько глупым было бессмысленно. Отца немного утомило, что я