он в тот момент, что спустя каких-то восемь лет ему придется стать всем для братишки?

Отчаянно захотелось услышать его голос – и прямо сейчас. Не желая отказывать себе в удовольствии, проворно набрала номер по памяти.

— Аппарат находится вне зоны действия сети…

Нехорошее предчувствие скрутило внутренности точно стальной пружиной, мешая сделать полноценный вздох. Лешик всегда, ВСЕГДА был в сети!

Предаваться безмятежному разглядыванию альбома сразу расхотелось. Отодвинула от себя столь резко, что тот сразу же шмякнулся на пол. Запыхтев, Соня потянулась за ним, не вставая, и вдруг увидела одну выпавшую фотографию. Взяла в руки и поняла, что просто звереет от ревности. На ней еще юный Гордеев с таким слепым обожанием смотрел на молоденькую красавицу, заключенную в его же объятия. Девушка… Невесомая. Хрупкая. Вся такая… прозрачная. Светлые, почти белые волосы. Огромные васильковые глаза.

Не в силах более видеть кого-то в его руках, перевернула изображение обратной стороной.

Святые угодники! Лучше бы она этого не делала!

«Почти мужу от почти жены. Навеки твоя Софийка».

Спокойно! Просто фото. Просто надпись красной пастой, подкрепленная не менее красным отпечатком губной помады.

Всего секунду она таращилась на нее невидящим взглядом.

А затем скомкала в кулаке и запустила в дальнюю стену.

* * *

— Ты слишком остро на все реагируешь. Успокойся, — мягкий и монотонный голос Лизы действовал на нее убаюкивающе. — Было и было. Столько лет прошло. Теперь ты и ваш малыш – смысл его жизни.

В последнее время Соня взяла за правило в любой непонятной ситуации звонить Лизе.

И не напрасно. Она всегда находила нужные и правильные слова, чтобы помочь девушке удержать столь необходимый эмоциональный баланс.

— Ага! — смачно шмыгнув носом, уткнулась лицом в подушку. Слезы градом стекали по щекам, растворяясь в мягкой ткани наволочки. — Тогда зачем он хранит их совместное фото все эти годы?

— Сложно сказать, — рассудительный ответ от рассудительной подруги. — Возможно, как напоминание о былых ошибках. Ну, знаешь… это как смотреть, вспоминать – и больше так не поступать.

Негодование заполнило душу.

А зарождающийся протест смял самоконтроль, словно лист бумаги.

— Так он именно так и поступает! — отчаянно топнула пяткой по массивному изножью кровати, мгновенно всхлипывая от парализующей конечность боли. — Ту суку-то любил! А меня… нас. Меня? Сказал… что больше никого! Никогда! Только семью свою-ю-ю-ю…

— Сонечка, — ворковала Лиза точно с маленьким ребенком, — ты ведь тоже его семья. Неужели не понимаешь?

Хм! Ну, если смотреть на ситуацию под таким углом…

— У нас и имена схожи, — озвучила последнюю терзавшую ее мысль. — Вдруг он… во мне ее видит? Эту лахудру!

Соня кривила душой. Девушка была хороша собой.

Даже очень хороша. От того и сердце в груди колотилось тревожнее.

— Даже твоему бреду есть предел, родная! — фыркнула подруга. — Никогда не поверю, что на месте моей красавицы-сестры представляют неизвестно кого. Особенно, если этот кто-то в свое время наплевал в душу и растоптал все чувства!

Последняя фраза, сказанная Лизой довольно жестко и бескомпромиссно, придала Соне уверенности в себе. Так же она не могла не отметить, что Лизка стала… еще более зрелой личностью, хоть и до этого инфантильностью не отличалась. Трудности, свалившиеся на ее голову, лишь закаляли дремлющего в ней бойца. Юного ранимого человечка со стальным стержнем вместо позвоночника. Такая гордость в ней за подругу взыграла, что губы растянулись в нежной улыбке, а слезы мгновенно иссякли.

— Вцепилась бы ей в волосы за меня? - прошептала заговорщицки.

Лизавета хихикнула своим звонким голоском:

— Боюсь, после тебя мне бы ее волос не хватило!

Засмеялась и она. Легко и непринужденно.

— Ты права. Всегда. Никому его не отдам! Пусть прошлое… останется в прошлом. Тем более фотку я выбросила. Мысленно на ней потопталась и сожгла!

Тишина. Едва различимый облегченный вздох по ту сторону трубки.

— Вот теперь я тебя узнаю!

Соня подтянула колени к груди, укладываясь в позу эмбриона:

— Я уже соскучилась по тебе.

— И мне вас очень не хватает.

— Как… как долго все это продлится, рыжик?

Подруга судорожно втянула в себя воздух, явно сражаясь за собственный контроль.

Так совестливо стало вдруг. До противной оскомины во рту.

Ее-то Лизка успокаивает вечно, а у самой на душе наверняка кошки скребут.

— Не знаю, Соня. Но думаю, скоро решится вопрос с твоим отцом.

— Правда?

— Мне… доподлинно известно, что он стал чувствовать себя более… раскованно. И даже перестал скрываться.

Соня не сразу сообразила, почему она так странно разговаривает.

Лишь поразмыслив пару секунд, сделала соответствующие выводы.

Шифруется на случай прослушки.

— Отличная новость! А ты? — вкрадчиво. — Ты как себя чувствуешь?

— Иногда путаюсь в днях. В остальном полный порядок.

— Господи, Лиза! — внутренности стянуло болезненным узлом. — Как это?

— Когда его нет рядом, — тихо, точно сама с собой, - время течет слишком медленно.

Да, встречи Лизы с Дмитрием были редкими. И крайне опасными. Глупо отрицать.

— Понимаю, - отозвалась Алмазова, - я в такой же заднице, ведь Лешика тоже рядом нет!

Хотелось провести параллель между их ситуациями, и хоть как-то успокоить.

— Неправда! — с нажимом воскликнула подруга. — С тобой теперь всегда частичка твоего мужчины!

Соня машинально накрыла ладонью свой едва округлившийся живот, ощущая исходящий от него жар даже сквозь одежду. Права Лизка. Как же она права.

— Лиза?

— М-м-м?

— Где бы ты хотела оказаться сейчас вместе... ну... с ним?

— В хижине.

— В какой еще хижине?

— В лесной. - измученный вздох. - Лишь он. Я. И лес.

— Однажды так и будет. Вот увидишь!

Да уж. Хорошо бы еще узнать у этого типа, как добраться до той самой хижины. И как сбросить с хвоста, хоть временно, братьев из ларца! Задача не из легких, но обдумать определенно стоило.

— Расскажи мне что-нибудь…

— Что?

— Неважно. Просто говори.

Голос подруги странно действовал на Соню. Она наслаждалась ее нежным тембром и мягкой манерой речи. И сама не заметила, как задремала. Ей снился чудесный сон.

И очень реалистичный. Она чувствовала тепло прикосновений. И запахи.

Любимый мужчина крепко обнимал ее, прижимая к своей груди.

Осыпал невесомыми поцелуями лицо, шею, губы. Умело, без лишней суеты избавил от одежды, оставляя в одном нижнем белье. И лишь когда его щетинистая щека, царапая ее кожу, нежно