Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лахаш? — спрашивает Бримборион. — Что ты здесь делаешь?
Лахаш делает пару неуверенных шагов из ванной. Он поднимает глаза, но едва замечает нас. Лахаш нравится мне всё меньше и меньше. Парень под какими-то серьёзными наркотиками или каким-то мощным худу. По обычным стандартам не-Властелина Подземного Мира спальня огромная, но даже если бы она была размером с ангар дирижабля, я всё равно не хотел бы находиться в ней вместе с этим парнем.
— Лахаш, я с тобой разговариваю, — продолжает Бримборион, — как ты попал сюда?
Я толкаю Бримбориона обратно к стене.
— Заткнись. С ним что-то не так.
Лахаш напрягается. Поворачивает молочно-белые глаза в мою сторону. Он узнаёт мой голос. Нет смысла теперь играть в церковную мышь.
— Лахаш, кто послал тебя сюда? Ты здесь ищешь меня или что-то ещё?
Тот поворачивает голову в другой конец комнаты, словно пытаясь вспомнить, где он. Где-то в его черепушке работает мозг, но, похоже, проводка слегка поизносилась. Бримборион пытается прорваться к двери. Я бью его по ногам, подрезая в районе лодыжек, так что он падает ниц. Лахаш визжит, словно банши в блендере, бросается на кровать и карабкается к нам.
Между Лахашем и мной добрых шесть метров. Одной рукой я толкаю Бримбориона обратно в угол, а другой нажимаю на спусковой крючок «Глока». Пуля попадает Лахашу чуть выше левого глаза. Он замирает, руки напрягаются. Словно я застигнул его в процессе отжимания. Секунду спустя его глаза наводятся обратно на меня, и он снова ползёт. На этот раз быстрее. Я всаживаю ещё две пули ему в голову. Он не замедляется. Встаёт на кровати, согнув колени, словно собирается прыгнуть. Я всаживаю пять пуль ему в центр груди.
Мне следовало придерживаться выстрелов в голову. Лахаш не падает. Он разваливается на части. Кажется, что его кости ломаются и разделяются под кожей. Отверстия в его груди сужаются в щели и открываются, словно пластиковый пакет с сэндвичем, только внутри не яичный салат на белом хлебе. Там жуки. Много-много жуков.
У меня за спиной Бримборион то учащённо дышит, то сносно пародирует фальцет Литл Ричарда[57]. Я и сам как-то в растерянности. Я никогда прежде не пробовал лупить жуков. Работать корпусом или наносить им обманные удары? Ничего лучше не придумав, я делаю несколько выстрелов в копошащуюся кучу. Жуки никак не реагируют, но я почти уверен, что прикончил свою кровать.
Единственное, что спасло нам с Бримборионом жизнь в эти несколько секунд, — то, что, когда жуки вырвались из Лахаша, они начали поедать его. Теперь первой волне наскучила его дохлая задница, и им хочется свежего мяса.
Я швыряю в рой какое-то аренное худу, простой удар, который ощущается, будто кто-то заезжает коленом тебе в солнечное сплетение. Середина роя останавливается, словно натыкается на невидимую стену, но остальной миллиард маленьких ублюдков обтекает её. Я мог бы сделать воздушный взрыв, подорвав весь кислород в комнате. Это убьёт жуков, но в подобном закрытом пространстве это вышибет наружу мои лёгкие и превратит органы в кошачий корм. Некоторые виды огня — моё лучшее оружие, но здесь неподходящая территория. Я перехожу к следующему лучшему варианту.
Я отползаю с Бримборионом в угол комнаты. Изо всех сил кусаю свою правую руку, пока не появляется кровь, и разбрызгиваю её по полу между жуками и мной. Кровь — это как помои для свиней. Они направляются прямо к ней, лакая её. Я продолжаю трясти рукой, разбрызгивая как можно больше крови между мной и жуками. Какой отстой, но это следующая часть, от которой будет довольно больно.
Шепча одно ужасное тёмное адовское худу, я пробиваю стену над розеткой. Нащупываю окровавленной рукой провода и хватаю оголённые медные шины там, где они касаются идущих к розетке проводов. Среднестатистический человеческий организм плохо реагирует, когда через него пропускают 120 вольт. По сути, он изо всех сил пытается спастись, поэтому, когда вы заставляете его делать что-нибудь настолько глупое, как хватать и не отпускать провода под напряжением, вам приходится испытать сдвоенное острое ощущение мучительной боли и абсолютного бунта вашей кожи и костей, потому что ваше тело не понимает, что ваш разум заставляет его делать это. Это боль на каждом уровне вашего существа. Нервы, мышцы и кожа пытаются расползтись во все стороны. Но вы держитесь, потому что это единственное, что сохраняет вам жизнь, и ваше тело, чёрт его дери, в состоянии собраться и справиться с этим.
Худу начинает действовать как раз в тот момент, как я начинаю терять сознание. Кровь как ничто другое даёт толчок тёмной магии, и когда худу срабатывает, моя спальня превращается в чёртово Четвёртое июля[58] по мере того, как текущее сквозь мою окровавленную руку электричество взрывается в брызгах крови на полу. Извивающиеся сугробы жуков мгновенно поджариваются. Тысячи выбрасываются в воздух силой взрыва. Жуки крутятся как вертушки, и из головы каждого к окровавленному полу тянется крошечная молния. Повсюду салюты и сигнальные ракеты. А когда жуки падают, они такие же хрустящие и мёртвые, как осенние листья.
Я вытягиваю руку из стены и падаю плашмя на спину. Мои колени вибрируют. Челюсти болят от того, что были так сильно стиснуты. Я смотрю на свою руку. Вы когда-нибудь начинали готовить бекон, тут звонит телефон, и вы забываете о беконе, пока не начинает пахнуть обугленной свининой? Это я. Я тот самый бекон. Услышьте мой рёв. С другой стороны, укус хорошо прижёгся.
За спиной я слышу, как Бримборион отодвигает стол, за которым прятался. Он подползает ко мне. На одной руке у него аккуратная чистая повязка.
— Ты спас меня.
Я смотрю на него, сидящего надо мной.
— Чего?
Он присаживается на корточки. Прислоняется спиной к стене.
— Не понимаю тебя. Вчера ты отрезаешь мне палец, а сегодня спасаешь жизнь. Что с тобой не так?
— Я просто очень устал.
— Ты мог бросить меня этим тварям и сбежать.
— Нужно запомнить это на следующий раз.
Он склоняется надо мной и корчит гримасу, словно чувствует запах прокисшего молока.
— Твоя рука выглядит ужасно.
— «Ужасно» — понятие относительное. В том смысле, она выглядит лучше, чем Лахаш.
Бримборион поднимает голову, чтобы получше рассмотреть пятно костей и хрящей на кровати.
— Ты его знал. Кем он был?
— Травником, —