ящик, когда по музею бродит маньяк-убийца, а вы не в состоянии его найти?

Фрок откашлялся.

— Марго, пожалуйста, подвезите меня поближе. Та подвезла его к ящикам. Учёный с кряхтением подался вперёд и стал разглядывать сломанные доски.

Все наблюдали за ним.

— Спасибо, — сказал Фрок, распрямясь. И по очереди оглядел всех присутствующих. — Обратите, пожалуйста, внимание, что доски поцарапаны не только снаружи, но также изнутри,— сказал он наконец. И помолчав, спросил: — Мистер Пендергаст, разве у вас не возникает некое предположение?

— Я никогда не строю предположений, — с улыбкой ответил агент ФБР.

— Строите, — настаивал Фрок. — Все вы предполагаете, что кто-то или что-то вырвалось из этого ящика.

В хранилище внезапно наступило молчание. Марго ощутила лёгкие запахи пыли и стружек.

Потом Катберт хрипло засмеялся, смех его эхом раскатился по подземелью.

На обратном пути к своему кабинету Фрок был необычайно оживлён.

— Вы разглядели этот слепок? — спросил он Марго. — Птичьи атрибуты, морфология динозавра. Возможно, это именно оно!

Учёный с трудом сдерживался.

— Но, профессор Фрок, мистер Пендергаст считает, что оружие изготовлено искусственно, — торопливо возразила Марго. И сказав, поняла, что тоже хотела бы в это верить.

— Чушь! — фыркнул учёный. — Разве, глядя на слепок, вы не заметили чего-то мучительно знакомого и вместе с тем совершенно неизвестного? Мы — свидетели эволюционной аберрации, подтверждающей мою теорию.

В кабинете Фрок немедленно достал из кармана записную книжку и принялся писать.

— Но, профессор, разве могло бы подобное существо…

Марго умолкла, потому что рука Фрока стиснула её запястье. Хватка старика оказалась необычайно крепкой.

— Моя дорогая, — произнёс он, — как говорил Гамлет. «Есть многое на свете… что и не снилось нашим мудрецам». Наше дело не только думать. Иногда мы должны просто наблюдать. — Его негромкий голос дрожал от волнения. — Мы не можем упустить такой возможности, слышите? Будь проклята моя стальная тюрьма! Марго, вы должны стать моими глазами и ушами. Должны быть повсюду, искать, смотреть, быть продолжением моих пальцев. Нам нельзя упустить этой возможности. Согласны, Марго?

Он стиснул её руку ещё крепче.

19

В старом грузовом лифте двадцать восьмой секции музея, как всегда, пахло падалью. Смитбек пытался дышать ртом.

Кабина лифта была громадной, лифтёр поставил себе стол, стул и увешал стены картинками из журнала, который издавался в музее. В подборе картинок он придерживался одной темы. Там были трущиеся шеями жирафы, спаривающиеся насекомые, бабуин, демонстрирующий свой зад, туземки с отвислыми грудями.

— Нравится моя картинная галерея? — с усмешкой спросил лифтёр. Ему было под шестьдесят, и он носил рыжий парик.

— Приятно видеть, что кое-кто так интересуется естественной историей, — саркастически ответил журналист.

Когда он выходил, запах падали ударил ему в нос с удвоенной силой.

— Как вы это выносите? — морщась, спросил он лифтёра.

— Что выношу? — удивился лифтёр, закрывая люк подъёмника.

Из коридора послышался весёлый голос.

— Добро пожаловать! — прокричал пожилой человек, перекрывая шум вентиляции, и пожал руку Смитбеку. — Сегодня я вываривал только зебру. Носорогов вы пропустили. Но всё равно, прошу вас, прошу!

Смитбек знал, что акцент у этого человека австрийский.

Йост фон Остер заведовал остеологической лабораторией, где вываривались до костей трупы животных. Ему перевалило за восемьдесят, но он был настолько упитанным, румяным, весёлым, что большинство людей считали его значительно моложе.

Работать в музее фон Остер начал в конце двадцатых годов, подготавливал скелеты и устанавливал их на стендах. В те дни вершиной его достижений явилась серия конских скелетов. Один был установлен идущий шагом, другой — бегущим рысью, третий — галопом. Говорили, что эти скелеты революционизировали способ экспонирования животных. Потом фон Остер принялся воссоздавать группы в естественной среде обитания, добиваясь того, чтобы каждая деталь — вплоть до слюны из пасти животного — выглядела реальной.

Но мода на группы в природной среде миновала, и фон Остера в конце концов перевели в остеологию. С презрением отвергая все предложения уйти на пенсию, он бодро руководил лабораторией, где животные — теперь получаемые главным образом из зоопарков — превращались в чистые белые кости для изучения или сборки в скелет. Однако умения создавать группы он не утратил, и его пригласили сделать группу с шаманом специально для выставки «Суеверия». Кропотливой работе над этой композицией Смитбек хотел посвятить одну из глав своей книги.

Фон Остер сделал приглашающий жест, и Смитбек вошёл в лабораторию. В той знаменитой комнате он ещё ни разу не был.

— Рад, что вы пришли осмотреть мою мастерскую, — сказал фон Остер. — После этих ужасных убийств людей здесь, внизу, бывает мало. Право, очень рад.

Мастерская напоминала некий гибрид цеха и кухни. Вдоль одной стены стояли глубокие цистерны из нержавеющей стали. Над ними на потолке крепились массивные блоки, с них свисали цепи с крюками для перемещения тяжёлых туш. Посередине пола находился сток, в его решётке застряла маленькая сломанная кость. В дальнем углу мастерской стоял обитый нержавеющей сталью стол, на нём лежало какое-то крупное животное. Если бы не большая, написанная от руки табличка, привязанная к ножке стола, Смитбек ни за что бы не догадался, что это дюгонь из Саргассова моря: он уже почти полностью разложился. Возле туши лежали скребки, щипцы, скальпели.

— Спасибо, что нашли время принять меня, — выдавил журналист.

— Не за что! — воодушевился фон Остер. — Я хотел бы, чтобы здесь устраивались экскурсии, но этот этаж, к сожалению, сейчас закрыт для туристов. Попасть бы вам сюда, когда я вываривал носорога. На это стоило посмотреть!

Быстро пройдя по комнате, он показал Смитбеку цистерну с зеброй. Несмотря на вытяжной шкаф, вонь всё ещё была сильной. Фон Остер приподнял крышку и отступил, словно повар, гордящийся своим искусством.

— Что скажете об этом?

Смитбек поглядел на коричневую, напоминающую бульон жидкость. В ней лежал труп зебры, мясо и мягкие ткани медленно разжижались.

— Слегка протухло, — слабым голосом произнёс журналист.

— То есть как это протухло? То, что надо! Внизу находится горелка. Она поддерживает постоянную температуру — девяносто пять градусов. Понимаете, сперва мы опускаем труп в цистерну. Он гниёт. Через две недели вынимаем затычку и всё сливаем. У нас остаётся груда грязных костей. Мы снова заливаем цистерну водой, добавляем квасцов и кипятим. Долго кипятить кости нельзя, они размякнут.

Фон Остер перевёл дыхание.

— Знаете, получается то же самое, как если слишком долго варить курицу. Пфуй! Гадость! Но кости всё ещё жирные, поэтому мы моем их в бензоле. И они становятся совершенно белыми.

— Мистер фон Остер, — заговорил Смитбек, понимая, что если быстро не переведёт разговор в другую колею, то не скоро выйдет отсюда. Он уже едва мог