— Глядя на вас сегодня, я благодарю Бога, что не замужем, — сообщила она бодро. — Что случилось?

— Да так, с мужиками вообще нельзя жить…

— Ну, нельзя жить, — подхватила Дефина. — И что из этого?

— Когда дела идут вшиво… — начала Карен.

— Вшивый идет за покупками! — закончила ее подруга, ухмыляясь и наблюдая, как Карен наскоро подкрашивает губы и хватается за сумочку.

— Одно я знаю точно, — сказала Карен. — Я не собираюсь возвращаться сюда, чтобы выяснять с ним отношения.

Карен задержалась на секунду у столика Жанет.

— Отмени работы с моделями, постарайся перенести примерку миссис Эллиот на завтра и скажи моему мужу, что он может забыть о репетиции презентации для Norm Со. Меня не будет до трех.

Затем она решительным шагом прошла через холл, сопровождаемая Дефиной.

— Подруга! — голос Дефины звучал одобрительно. — Да ты была бы кошмаром для любого мужа — независимая женщина с собственным счетом.

Дежурный у лифта окликнул Карен.

— Звонит ваша сестра. Возьмете трубку?

Проклятье! Она до сих пор не позвонила Лизе. Это еще одна вещь, которую надо было сделать.

— Скажите ей, что я свяжусь с ней по телефону из машины, — резко ответила Карен и вместе с Дефиной вошла в стальную кабину лифта.

Лиза закрыла парадную дверь и вздохнула с облегчением. Утренние неприятности наконец закончились. Не то чтобы утро было хуже обычного, просто теперь любое утро было плохим. Ей с трудом, но удалось не обращать внимания на абсолютно неприличные короткие юбки Стефани и огромный зад Тиффани. Она попыталась, насколько возможно, удержать девочек от скандала в присутствии отца. А еще ей удалось, прежде чем выпроводить Леонарда за дверь, выцыганить у него пару сотен баксов якобы на профилактический ремонт и смазку мерседеса. Хрен с ним, с мерседесом, ей нужны деньги на собственные нужды. Конечно, две сотни баксов не делали погоду, но в сравнении с обычным безденежьем сейчас она имеет хоть что-то в своем кошельке.

Лиза прошла по коридору, ведущему к четырем спальным комнатам с типичной планировкой для дома колониального стиля, и остановилась у двери гостиной. Она посмотрела на остатки еды на столе. Стефани, как обычно, ничего не ела, а Тиффани, тоже как обычно, съела свою порцию полностью и еще подчистила тарелки сестры и отца. Лиза видела, как она занималась этим, в отражении в застекленной двери, но промолчала. Она не могла вынести еще одной скандальной сцены. Девчонка уже раздалась до четырнадцатого размера — и это в тринадцать лет! На bat mitzvah[5]она будет выглядеть чудовищем.

Лизу передернуло, когда она представила себе, с каким удовольствием будут злословить на ее счет эти суки из Еврейского центра Инвуда. Как это ни грустно, но тут уж ничего не поделаешь. Они с Леонардом будут опозорены. Она знала по опыту, что посадить Тиффани на диету не удастся ни мытьем, ни катаньем. Они посылали ее на целых два года в специализированный лагерь для похудения, в котором Тиффани не только не похудела, а даже умудрилась набрать вес и в первый, и во второй год. Она грызла кору деревьев. Неужели от этого жиреют? Лиза не могла представить себе, каким образом дочери удавалось так толстеть. Ничего не мог понять и директор лагеря, который предложил Лизе проконсультироваться относительно дочери с врачами и на следующий год не посылать ее в лагерь.

Лиза отвернулась от стола. Ее домработница Камиль придет в девять и уберет грязную посуду. Но сейчас вид слипшейся яичной скорлупы, приклеившейся к тарелкам, вызывал у нее тошноту. Ну а что делать? Она не может справиться со своей дочкой-подростком. «Да хоть засудите меня — не могу!» — сокрушалась Лиза.

Зато она могла проследить за собой и решила, что на bat mitzvah будет выглядеть лучше всех. Она использует эту редкую возможность блеснуть на людях. Одной из главных проблем ее жизни был недостаток престижных мероприятий, на которых она могла бы пощеголять в своих замечательных нарядах. Предстоящее мероприятие — та редкая удача, когда она может показать себя во всей красе.

Сегодня ей надо найти туфли. Несмотря на то, что она обещала себе, что покупка пары туфель марки Уолтера Стейгера будет ее последним приобретением, на распродаже в Нейман-Маркусе ей неожиданно повезло, и она увидела, что продается брючный костюм Донны Каран. Костюм продавался с пятидесятипроцентной скидкой, и сам Бог велел приобрести его. Его цвет казался ей баснословно прекрасным — мягкий оттенок виноградного вина в тяжелом ниспадающем шелке. Ее темные волосы в контрасте с золотыми пуговицами костюма и этот цвет — фантастически здорово! Она подобрала к костюму даже нужный оттенок губной помады. Единственной проблемой оставались туфли.

У нее уже была замшевая темно-бордовая пара туфель от Маноло Блахника, но со слишком высокими каблуками, чтобы можно было надеть их с костюмом. Она ненавидела этот стиль: в строгой одежде — и на каблуках. К тому же их темно-бордовый цвет никак не подходит к светлому розовато-лиловому костюму Донны Каран. Было бы пошлым надеть их вместе. Лиза ненавидела свойственную некоторым людям небрежную манеру одеваться, когда в оправдание говорят: «Слегка не подходит, ну и черт с ним!» Нет, лучше надеть черную пару, чем темно-бордовую.

Лиза перемерила с костюмом Каран все три пары своих черных туфель: из змеиной кожи, из шелковистой фланели и пару из патентованной кожи — и ни одна из них не подошла. Поэтому на сегодня Лиза запланировала покупку подходящей пары туфель.

Лиза одевалась тщательно. Когда идешь в магазин, то очень важно выглядеть хорошо, думала она. Если ты одета плохо, то, нервничая, накупишь черт знает что! Лиза давно научилась одеваться правильно, прежде чем пускаться в экспедиции по магазинам. При покупке верхней одежды она надевала колготки и туфли на высоких каблуках, чтобы не усложнять себе жизнь поясом и резинками во время многократных примерок, и наносила яркую косметику, дабы не выглядеть мертвецом под ужасным освещением примерочных кабинок. Если бы Лизу попросили пожелать что-нибудь американским женщинам, то она посоветовала бы им: «Хотите купить стоящую вещь — одевайтесь тщательно!»

Приняв душ и завив волосы, Лиза густо напомадилась и пошла в чулан. Он не был таким огромным, как у матери, лишь потому, что у нее просто не хватало места. В отличие от стерильной чистоты чулана Белл, в чулане Лизы царил хаос. Ну и что из этого, Лиза следовала другому методу в моде. Она, в отличие от Белл, не придерживается одного и того же стиля год за годом. И не накапливает вещи десятилетиями. Она не подрубает одежду и не распускает подрубленную. И еще, она не только пополняет свой гардероб, как это делает мать, но и избавляется от ненужных вещей. В любой момент ее стиль мог измениться кардинально. И менялся.

Удивительно то, что, когда она наконец чувствовала, что все, что она хотела, она имеет и можно быть спокойной и уверенной за свой гардероб, ей достаточно было просмотреть журналы мод — и тут же у нее появлялся новый взгляд на вещи. Иногда она просто выбрасывала соблазнившие ее журналы, но образы понравившихся моделей преследовали ее повсюду. В конце концов она ловила себя на том, что нервно перебирает свою одежду: шелковые блузы соскальзывали с вешалок, за ними следовали брюки с отворотами, замшевые куртки, твидовые курточки, прямые юбки и все вязаные вещи — разгул цвета, фактуры и стилей. Но все это казалось ей устаревшим, поношенным и скучным: вещи просто вышли из моды, выдохлись, как выдыхается за ночь неприкрытый флакон дорогих духов. Весь этот прекрасный шелк, шерсть и лен казались ей потрепанными: цвет — слишком резким, рисунок ткани — вылинявшим, силуэт — либо слишком широким, либо, наоборот, чересчур обуженным.