Все забыли, что Англия поднялась на работорговле! После открытия Колумбом Америки англичане доставили туда за два с лишним века почти два миллиона рабов, оставив далеко позади себя Испанию, Португалию и Голландию. Задокументированный факт, что из четырех кораблей, перевозивших рабов в те времена, три были английскими. Состояния основополагающих фамилий королевства были сколочены на торговле рабами и сахаром, который на тростниковых плантациях производили те же рабы. Только так англичане смогли поднять промышленность и, главное, свой флот, который позже захватывал колонии по всему свету и кормил Англию. От Тюдоров до Виндзоров англичане гордились своими королевами, как флагом демократии, но при этом вкладывали все деньги нации в свой флот, то есть в войну, как источник дохода.

Вспомним 1939 год. Англия, объявив войну Германии, спустя три дня после того, как Гитлер напал на Польшу, палец о палец не ударила, пока Варшава не капитулировала. Вместо тысяч обещанных по договору с Польшей военных самолетов за первый месяц войны Англия сбросила на Германию два миллиона листовок и ни одной бомбы. А польские летчики бежали от Гитлера в Лондон, где сформировали легендарную 303 эскадрилью. Именно ей военные историки приписывают основной вклад в победу королевских ВВС над асами Геринга. Поляки закрыли небо над Англией и не дали фашистскому десанту пересечь Ла-Манш. В благодарность за это на празднование по случаю победы в 1945 ни одного из двухсот тысяч поляков, защищавших Альбион, на парад в Лондоне не пригласили. Вот вам английская демократия.

Кстати, могучие США на четвертый день Второй мировой войны заявили о своем нейтралитете и до декабря 1941 года поставляли Англии только оружие. За деньги, конечно, и немалые. А когда японцы разгромили Перл-Харбор, Рузвельт объявил войну только Японии, но не Германии. Теперь мало кто помнит, что Гитлер сам объявил войну США. Американцы зарабатывали на всемирной бойне огромные деньги и хотели продлить это как можно дольше. Тогда даже с конвейеров Форда выходили танки. Война очень дорогая вещь, и большинство отдает на нее последнее и даже жизни, а дельцы и преступники наживаются. Англичане финансировали Гитлера, пряча концы в швейцарских банках, а тот грабил и убивал евреев. Потом ограбил Европу и Россию, но все досталось в конце войны американцам, и они сделали доллар мировой валютой. Теперь об этом никто не хочет думать, зато спорят, кто начал войну и кто ее выиграл.

Софья Львовна с сожалением посмотрела на остывший чай.

– Лида, принеси мне свеженького в кабинет, а то я что-то разговорилась сегодня.

Она медленно встала, беззвучно отодвинув тяжелый с высокой спинкой стул. Уже в дверях обернулась и спокойно произнесла:

– Варя, у Ниночки сегодня занятия в балетной школе. Она тебе может наплести чего-нибудь, не слушай. Лида покажет, что нужно взять с собой. Не опаздывать и работать на совесть. Да, чуть не забыла. Надеюсь, сотовый телефон у тебя есть. Прекрасно. Запиши наши телефонные номера. Лиде и Ниночки дашь свой. Расходы за мой счет. Поедете на метро. На улице ничего не пить и не есть. Только дома. И наденьте марлевые повязки от дыма. Бог весть, что творится этим летом! После обеда два часа скрипка. Придет Ариадна Аркадиевна, и я не желаю выслушивать от нее, что Нина ленится. Работать, моя дорогая. Ра-бо-тать.

Принимая дежурство в доме на Садовой, Николай расписался в журнале, подчеркнув позицию датчика в спальне квартиры на третьем этаже, который показывал, что окно оставалось открыто всю ночь. Камеры видеонаблюдения, установленные только по периметру дома, работали исправно. В самой квартире из этических соображений датчики стояли только на входной двери и окнах. Бывшего офицера кольнула мысль, что он не на боевом задании где-нибудь в горах и не гоняется за террористами, а охраняет богатые хоромы. Впрочем, он умел владеть собой и тут же «сменил картинку». Так один из его наставников в каратэ называл смену образа в сознании, сконцентрировавшись на котором можно управлять своими эмоциями.

Дремавший в нем спецназовец, истосковавшийся по боевой работе, теперь выплескивал энергию только в спортзале, все остальное время он «был в дозоре». Используя богатое воображение, Николай представил очаровательную хозяйку квартиры на третьем этаже. Она еще спит, шикарные белые локоны разметались по подушке, а грудь едва вздымается при спокойном дыхании. Чтобы не детализировать иные прелести хозяйки, мысль бывшего спецназовца перекинулась на террористов, замышляющих коварные планы, и пребывание на дежурстве в доме на Садовой было вполне оправданно.

Порой Николаю казалось, что он влюблен в Машу, порой он отстранялся от Марии Михайловны, уговаривая себя, что она из другого мира и между ними огромная пропасть. Конечно, эта красавица не могла оставить равнодушным молодого мужчину, который по долгу службы часто был рядом, а порой становился просто провожатым, когда уставшая директриса просила его составить компанию в променаде по ночному Питеру, чтобы развеяться.

Эти минуты так сближали их. Особенно, когда отведенные на прогулку четверть часа растягивались на целых два. Привыкшая все планировать и заставлявшая других выполнять ее планы, Мария Михайловна могла махнуть на все рукой и попросить бывшего офицера взять ее под руку. И тогда огни ночного Питера, обрывки веселой музыки и чьих-то фраз, восторженные взгляды мужчин превращали расчетливую бизнес-леди в чувственную красавицу. Она снисходительно принимала комплементы как должное и незаметно одергивала своего спутника, готового броситься на любого встречного, позволившего себе какой-нибудь нетактичный намек. Маша могла царствовать не только на светском приеме или открытии выставки, она могла быть царицей где угодно.

Конечно, это льстило мужскому самолюбию, но, с другой стороны, ставило Николая в ранг сопровождающего лица. Вернее, безликого охранника, выполняющего свою работу. И его дух метался между желанием пройтись с красивой женщиной по ночному городу и необходимостью по служебным делам сопровождать хорошенькую блондинку. Особенно, если она возвращалась со встречи с мужчиной, пусть и деловой. Эта манера устраивать переговоры на нейтральной территории, под которой обычно понимался дорогой ресторан, всегда вносила суету в четкое расписание полувоенной организации, принявшей на себя обязательства личной безопасности клиента.

У Николая язык не поворачивался называть Машеньку клиентом. Он даже в отчетах и беседах с начальством величал ее не иначе как Марией Михайловной, что вызывало ироничную ухмылку у коллег и молчаливый взгляд у руководства. Сам же объект охраны то официально обращался к нему на «Вы» и холодным тоном просил не мешать переговорам, то нарочито откровенно заглядывал в глаза, когда им случалось быть наедине. Когда же выпадала возможность прогуляться по ночному Питеру, клиент вдруг прижимался упругой грудью к натренированным в рукопашном бою мышцам, внося невообразимую сумятицу в мыслительный процесс отставного офицера.

Впрочем, сегодняшнее утро не предвещало ничего подобного. Установившаяся в августе аномальная жара заставляла многих впадать в какое-то состояние анабиоза, отвергавшее на корню любую активность. После утреннего променада по набережной Фонтанки у Николая было лирическое настроение. Он даже позволил себе заварить пакетик зеленого чая в маленькой фарфоровой пиале с крышечкой. В отличие от полицейских в голливудских фильмах, которые на протяжении всего действа на экране постоянно пьют кофе из больших пластиковых стаканов и уничтожают несметное количество жаренных в масле пончиков, коллеги бывшего офицера никогда не притрагиваются к пище во время дежурства. Разве что редкая чашечка крепкого чая или кофе размером в пару наперстков, и не более того.