Она говорила о его кузине Нигяр, которую взорвали в поезде Москва – Баку. Ее сын чудом выжил, но сама молодая женщина погибла. В этот день в нем словно что-то оборвалось, ведь Нигяр была самым чудесным воспоминанием его детства. Как и Карина. Но в тот день половину его воспоминаний безжалостно растоптали. Именно тогда он улетел в Баку, а Карина решила сделать аборт. Он не очень-то возражал. Возможно, нужно было высказаться более конкретно, но он понимал, как трудно будет им обоим, если этот ребенок родится, сколько появится общих и очень трудных, подчас неразрешимых проблем. Наверное, в душе он даже хотел, чтобы она поступила именно так. Просто не признавался в этом даже самому себе.

– Мы увидимся? – после затянувшейся паузы спросила Карина.

– Как хочешь. Я собирался приехать, выразить свои соболезнования.

– Спасибо, – лаконично ответила она.

– Когда бабушка умерла?

– Восемь дней назад. Во сне. Заснула и не проснулась. Говорят, что так уходят праведники.

– Я тоже об этом слышал. А где твоя дочь?

– Мама забрала ее к себе. Я сейчас одна.

– Значит, мне можно приехать? – Раньше подобное известие его взволновало бы, сейчас он спросил скорее из вежливости.

– Приезжай, – согласилась Карина, – если еще помнишь адрес.

– Буду через час, – пообещал Мурад.

Ровно через час, успев купить по дороге большой букет цветов, он появился на пороге ее квартиры, а когда она открыла дверь, с трудом сдержал возглас, готовый сорваться с его губ. Это была не прежняя Карина. Будто за последние два месяца ее «потушили». Тихая, почерневшая изнутри, печальная, похудевшая почти вдвое, в каком-то блеклом халате, в котором он никогда раньше ее не видел. Она протянула ему руку. Раньше они сразу целовались и раздевались прямо на пороге, разбрасывая одежду в разные стороны. Сейчас же он вежливо пожал ей руку и протянул цветы.

– Спасибо, – равнодушно-тихим голосом произнесла Карина. – Можешь проходить в комнату.

Он прошел и сел в кресло, накрытое расшитым покрывалом. Она поставила цветы в большую вазу и устроилась на диване, поджав под себя ноги и укутавшись пледом, хотя на улице было довольно жарко. Когда-то давно ему нравилась такая поза.

– В последнее время она спрашивала про тебя, – заговорила Карина, – как будто что-то почувствовала. Я ведь старалась до последнего не говорить о своей беременности…

– Ты выходишь на работу?

– Пока нет. Взяла бюллетень. Я в последнее время плохо себя чувствую. Часто болею.

– Тебе нужно показаться хорошему врачу.

– Обязательно.

Они обменивались дежурными фразами, говорили о каких-то пустяках, мелочах. Он смотрел на ее волосы, которыми совсем недавно восхищался, и не понимал, что с ним происходит. Куда делось волнующее чувство, всегда зарождавшееся в нем при ее появлении. Они сидели вдвоем в квартире и говорили так, словно старые соседи, уже давно надоевшие друг другу, но вынужденные поддерживать иллюзию общения. Говорить было не о чем. Все чувства умерли, как будто вместе с ребенком они вырезали и их. Мурад понял, что не стоит затягивать эту мучительную для обоих сцену, посмотрел на часы.

– Ты торопишься? – подыграла ему Карина.

– Да, у меня еще важная встреча, – пробормотал он, стараясь не встречаться с ней взглядами. Какая важная встреча могла быть после девяти часов вечера?

Но Карина сделала вид, что поверила ему, и, ни о чем не переспрашивая, поднялась с дивана.

– Тогда тебе пора, – сухо сказала она.

– Да, наверное. – Мурад тоже встал и пошел к выходу.

Карина открыла дверь, протянула ему руку на прощание и таким же суховатым равнодушно-печальным голосом проговорила:

– Спасибо, что пришел.

«Так не бывает», – подумал Мурад, но вслух ничего не сказал, просто наклонился, чтобы поцеловать ей руку, затем повернулся и вышел из квартиры.

Карина сразу закрыла за ним дверь. Он не мог знать, что она прислонилась к ней и молча, глотая слезы, долго еще стояла спиной к ушедшему, словно отгораживаясь от него таким необычным способом…

Ремарка

К сожалению, именно шовинистический и антидемократический привкус в последние годы чувствовался в заявлениях ряда руководителей Союза писателей, ведущих себя как монополисты на русский патриотизм. На одном из пленумов даже прозвучал призыв запихнуть малые народы России в резервацию. Антидемократичность в политике, антиельцинская кампания, имперские амбициозные нападки на стремление народов Прибалтики к независимости, на национальные и демократические движения, антисемитизм – все это сочеталось с антидемократичностью профессиональной…

Кто глумился над Владимиром Высоцким даже после его безвременной смерти? Один из руководителей Союза – Куняев, ныне редактор «Нашего современника». Кто прославлял войну в Афганистане, убившую многие тысячи наших парней? Один из руководителей Союза – Проханов. Кто подписал обращение «В слове к народу», которое вместе с тремя участниками заговора подписали и российские писатели, и, что самое горькое, Бондарев и Распутин? Это был призыв к государственному перевороту, для которого заранее заказали двести пятьдесят тысяч наручников, в том числе и для наших писательских рук.

Мы не против многих авторов, которые являются нашими коллегами и находятся внутри российской литературы. Мы против их общественной позиции. Гражданская война в литературе, как и все гражданские войны, несправедлива с обеих сторон. Предъявляя обвинения в нетерпимости к своим оппонентам, мы не притворяемся, что мы – совершенство. Мы не имеем морального права не признавать все то положительное, что некоторые из них сделали, защищая разоренное крестьянство, оскорбленную нашим небрежением природу, разрушенные церкви. Может, то, что нам кажется в их писаниях злым умыслом, есть их заблуждения, и, может быть, они принимают наши заблуждения за наш злой умысел?

Но сейчас нужно разводиться, и желательно, чтобы развод был цивилизованным. Без взаимного оскорбительного дележа имущества…

Обращение подписали А. Ананьев, Г. Бакланов, А. Дементьев, Ф. Искандер, Е. Евтушенко, А. Приставкин, Р. Рождественский, Е. Сидоров, А. Рыбков, А. Володин, Д. Гранин, М. Дудин, В. Конецкий и другие

Ремарка

Крайне напряженной остается обстановка в столице Чечено-Ингушской республики. На основных магистралях города парализовано движение транспорта. То и дело встречаются вооруженные люди. В некоторых школах прерваны занятия. В результате двухнедельных беспрерывных митингов с требованием немедленной отставки всего руководства, обвиняемого в попытке сотрудничества с руководителями провалившегося антиконституционного заговора, официальные структуры власти парализованы. Блокированы здания парламента и правительства. Как сообщили корреспонденту ТАСС в пресс-центре МВД СССР, вооруженные формирования из национальной гвардии Чечено-Ингушетии во вторник утром захватили здание Телецентра и Дом радио.