Но тут как-то всё само собой по-другому решилось: дяде Сане на мобильный позвонил его приятель, оказалось, что его ждут возле гостиницы «Россия». «Это срочно, это по делу, но это минут на двадцать — всех делов-то, не больше… а вы пока туда пешком пройдёте — через твою любимую площадку, как раз пацан всё рассмотрит, как ты и хотел… Встречаемся у центрального входа в „Россию“. Не спешите, если что, я вас там подожду».

Вышло солнце — прежде, чем зайти, — когда они, осмотрев памятник Жукову, а потом ещё какие-то фонтаны, искусственный ручей и царевну-лягушку… пошли к площади, Паша увидел, как солнце вспыхнуло в арке ворот, и от этого ему стало как-то хорошо внутри — он почувствовал, что попал наконец в Москву, как вот это солнце — в эту арку, как нитка — в игольное ушко…

При этом ему показалось, что в точности то же самое произошло со всеми вокруг: все стали разом какие-то счастливые, по-хорошему раскованные… Вокруг было много народу, и почему-то в основном молодёжь, многие катились мимо на роликах… Паша подумал: «Наверно, вот так за границей…»

Отцу, кстати говоря, это солнце в воротах… напомнило что-то другое: «Смотри, — сказал он, — это же как древний каменный календарь вроде Стоунхенджа…» — «А по-моему, как Лондон», — сказал Паша, и отец рассмеялся: «Ну при чём тут Лондон, Пашка? Лондон же хмурый и дождливый…» — «Лондон — это так, Лондон — это не Лондон…» — «Ладно, пошли, долдон! Смешной ты, ей-богу, у меня юноша…»

И всё.

Когда они вернулись к Манежной, «другое солнце» — или что-то, что так поразило Пашу, что бы там ни было, — уже зашло-закатилось. То ли за землю, то ли за тучку, но было ещё светло, только начинались сумерки, и они увидели, объезжая Манежную, как на ладони десятки красных машин, оцепление, откуда-то всё это взялось… за те несколько минут, что они ушли оттуда…

Отец и дядя переглянулись, дядя нажал на кнопку, покрутил ручку приёмника, и они услышали «сообщение о взрыве в торговом комплексе „Манеж“».

О масштабах в тот момент почти ничего не сказали, и картинка, которая возникла при этом у Паши в голове, если бы её напечатали на цветном принтере, напоминала бы извержение вулкана, в жерло которого они втроём заглянули за минуту до того, как вулкан проснулся…

«Как раз в игральных автоматах, представляешь», — тихо сказал дядя. «А ты ценники, ценники…» — начал было отец, но продолжать не стал, он не любил говорить банальные вещи…

Полчаса выбирать, куда поехать, выбрать, поехать — как раз туда, куда… «на кудыкину гору», ну да… Очевидно было и то, что если бы не отвращение отца «к консьюмеризму», взрыв вполне мог задеть их, потому что… Ну да, ну да, игровые автоматы, однорукие бандиты, революционные писатели… Последние, впрочем, мелькнули в сообщениях только на следующий день, на месте взрыва была найдена записка: «Гамбургер, взорвавшийся в зубах обывателя, — это революционный гамбургер!»

Но ещё через день объявили, что «революционные писатели» не имели к этому прямого отношения, то есть взрыв устроили не они, а только оказались случайно в правильном — для них — месте, в правильное время, то есть сразу после того, как… и вот хватило у кого-то из них ума написать записку и там её бросить… Во всяком случае, так выглядела официальная версия, в которой виновных вообще пока что не было, перст указующий… Ещё не указывал тогда ни на какую сторону света, хотя слово «звери», кажется, Паша слышал уже тогда, сразу после взрыва, ещё в Москве, не от дяди Сани, но где-то рядом с ними… это слово уже ходило, а дядя и отец, слыша его, только мрачнели ещё больше, но никак не комментировали…

Это уже дома, в N-ске, когда донеслась весть о страшном — о втором взрыве, или уже даже о третьем, он слышал, как отец оборвал своего новоиспечённого компаньона на словах: «О, звери лютуют…» — «Это не звери, а люди, — сказал отец, — это уж точно. А вот что за гадина это делает, я не знаю, не знаю…»

Паша помнил, что всё это он слышал на стройке нового магазина, отец и его компаньон Харитонов стояли там, глядя, как рабочие медленно распаковывают и носят какие-то доски, и ощущение было такое, что не время сейчас это делать, вообще что-то строить… и было странно, мягко говоря, вспоминать… как они выбирали, куда поехать в Москве «в первую голову»…

Ночью Паше примерно тогда же — где-то между вторым и третьим взрывами — приснились игральные автоматы, игровые, старые такие — какие были в городском парке, в ржаво-зелёном павильончике, когда Паша был совсем маленький и они играли там с отцом «в баскетбол»: под прозрачным куполом лежало белое поле, всё в глубоких лунках, как лоток для яиц, и для каждой ячейки там была своя кнопка, которую нужно было достаточно быстро нажать, чтобы мячик стремглав вылетел из ямки и полетел в сторону противника…

А если соперник тебя опережает, то мячик летит в твою сторону, не факт, конечно, что попадает в кольцо, но есть такая вероятность… а если нет, он укладывается в другую лунку, пока один из вас нажатием кнопки снова не вышвыривает его оттуда.

И вот во сне было нечто подобное, только вместо мячика была блестящая пузатая бомба, и целью было не кольцо противника, а просто не дать бомбе залежаться в твоей лунке, пусть она летит куда-то дальше, чтобы там уже реагировали другие: если у них хорошая реакция, полетит и дальше, в другую лунку, если нет, если она задержится… ну, тогда она взорвётся.

Паша вспомнил о «баскетболе», когда увидел на YouTube клип «Bastard» группы Metal on Metal: две женщины азиатского вида играли в настольный теннис лимонкой с выдернутой чекой.

За прозрачным пуленепробиваемым барьером за ними следили глаза жаждущих зрелищ, мимика которых составляла значительную часть клипа — сделанного в формате «Zeitlupe».

Последние кадры — фонтан крови, заливающей не лица зрителей, как кажется в первое из последних мгновений, а заградительное стекло…

И потом ещё раз вспомнил — уже всё это вместе: и «баскетбол» с бомбой из детского сна, и пинг-понг с гранатой из музыкального видео, когда прочёл о проекте мюнхенского литературного дома — совместно, силами десяти, что ли, писателей, пишущемся в режиме online романе о Мюнхене, над которым построили прозрачный колпак, причём так давно, что жители «Города с сердцем» об этом забыли, пока колпак над ними не начал протекать, а тогда понадобилось послать гонцов из будущего (Мюнхен под колпаком был в 2111 году) — в прошлое, то есть как раз в «наше с вами настоящее», потому что материал колпака был создан здесь и сведения о его составе были только в «патентамте» (прочитав это, Паша подумал: «Уж не Ширин ли это там развлекается? Но вряд ли, я ещё могу себе представить, что он подписался бы немецким автором… но сразу двадцатью? Которые не только названы, кстати, но есть их фотографии, библиографии… нет-нет, на такую мистификацию старик всё же не способен… да и на подобный бред, кстати…»). Почитав немного растущий на глазах читателей «соборный роман», как он его про себя назвал, Паша понял, что это тяжёлый случай. И он бы об этом сразу забыл, мало ли спама в сети… если бы не вспомнил прозрачный же колпак над белым с глубокими лунками игровым полем… а потом ещё этот садистский клип, манежи-арены, железо по стеклу, Metal on Metal и пр.