Так что Чейд взял графин с вином и налил мне стакан. Некоторое время мы обсуждали вещи, которые не имели значения ни для кого, кроме нас, и были тем более драгоценными. Я расспрашивал его о Слинке-ласке, а он выразил сочувствие по поводу смерти Ноузи. Он задал один или два вопроса, по которым я понял, что Чейд осведомлен обо всем, что я докладывал Верити, и, кроме того, знает массу конюшенных сплетен. Он рассказал мне о слухах и пересудах между слугами замка и о всех важных событиях, происшедших в мое отсутствие. Но когда я спросил Чейда, что он думает о Кетриккен, нашей будущей королеве, лицо его стало серьезным.

– Перед ней трудная дорога. Она прибыла в замок, чтобы быть королевой, и она является и в то же время не является ею. Она приехала в тяжелые времена, когда королевству угрожают извне пират, а изнутри назревает бунт. Она и не подозревала, что окажется при дворе, который не отвечает ее представлениям о королевской власти. Ей досаждают праздниками и балами, даваемыми в ее честь. Она привыкла жить среди своего народа, ухаживать за своими садами, работать на ткацком станке и в кузнице, разрешать споры и жертвовать собой, чтобы облегчить жизнь своим людям. Здесь она видит, что ее общество состоит исключительно из знатных, привилегированных, богатых. Она не получает удовольствия от вина и экзотической пищи, демонстрации дорогих тканей и драгоценностей – всего, что является целью этих сборищ. И поэтому она не “выглядит”. Она по-своему красивая женщина. Но она слишком крупная, слишком светлая и слишком мускулистая по сравнению с женщинами Баккипа. Она как боевая лошадь, поставленная в один ряд с охотничьими. Справится ли она с этим? У нее прекрасное сердце, но я не знаю, будет ли этого достаточно для такой задачи, мальчик. По правде говоря, я жалею ее. Ты знаешь, она приехала одна. Те немногие, кто сопровождал ее, давно вернулись в горы. Она здесь одна, совсем одна. Не считая тех, кто ищет ее расположения.

– А Верити? – огорченно спросил я. – Он ничего не делает для того, чтобы скрасить это одиночество и обучить ее нашим обычаям?

– У Верити мало для этого времени, – откровенно сказал Чейд, – он пытался объяснить это королю Шрюду еще до того, как свадьба была устроена, но мы к нему не прислушались. Король Шрюд и я были ослеплены политическими выгодами, которые надеялись получить. Я забыл, что после свадьбы при дворе окажется живая женщина. Верити очень занят. Если бы они были просто мужчина и женщина и у них было бы время, я думаю, они в самом деле полюбили бы друг друга. Но здесь и сейчас они должны приложить все свои усилия к тому, чтобы хорошо выглядеть. Скоро народ потребует наследника. У них нет времени узнать друг друга, не говоря уже о любви. – По-видимому, он увидел тень боли на моем лице, потому что добавил: – Так всегда было в королевских семьях, мальчик. Чивэл и Пейшенс были исключением. И они купили свое счастье ценой отказа от трона. Это было неслыханно, чтобы будущий король женился по любви. Я уверен, ты множество раз слышал, какая это была глупость. И меня всегда интересовало, было ли это ему безразлично. Этот поступок ему многого стоил, – тихо сказал Чейд, – я не думаю, что он сожалел о своем решении. Но он был будущий король. У тебя нет этой свободы.

Вот оно. Я подозревал, что он знает все, и бесполезно было надеяться на его молчание. Я почувствовал, как краска медленно заливает мое лицо.

– Молли.

Он кивнул:

– Одно дело, когда это было внизу, в городе, и ты был еще мальчиком. Тогда на это можно было не обращать внимания. Но теперь в тебе видят мужчину. Когда она пришла сюда, спрашивая о тебе, языки начали работать, а люди размышлять. Пейшенс очень быстро заглушила пересуды и овладела ситуацией. Я бы не стал оставлять эту женщину в замке, если бы это было предоставлено мне, но Пейшенс справилась с этим достаточно хорошо.

– Эту женщину... – повторил я, уязвленный. Если бы он сказал “эту шлюху”, это не могло бы задеть меня сильнее. – Чейд, ты неправильно судишь о ней. И обо мне. Это началось как дружба, очень давно. И если кто-то и был виноват в том... как все обернулось, то это я, не Молли. Я всегда думал, что друзья, которых я завел в городе, и время, которое я провожу с ними, принадлежат мне... – Я запнулся и замолчал, осознав глупость сказанного.

– Ты думаешь, мы можем жить двойной жизнью? – голос Чейда был тихим, но твердым. – Мы принадлежим королю, мальчик. Мы люди короля. Наши жизни принадлежат ему. Каждое мгновение каждого дня, во сне или наяву. У тебя нет времени для того, чтобы жить собственными интересами, для себя. Только для него.

Я слегка повернулся и посмотрел в огонь. Я обдумал все, что знаю о Чейде. Я встретил его здесь, в этих изолированных комнатах. Я никогда не видел его где-нибудь в другом месте Баккипа. Никто не называл мне его имени. Иногда, переодетый, он путешествовал в качестве леди Тайм. Однажды мы вместе скакали целую ночь, спеша увидеть первое “перековывание” в Кузнице. Но даже это было по приказу короля. Что было у Чейда для жизни? Комната, хорошее вино, еда и общество ласки. Он был старшим братом Шрюда. Если бы он не был бастардом, то получил бы трон. Была ли его жизнь тенью моей – в будущем?

– Нет.

Я не говорил ни слова, но, когда посмотрел в лицо Чейда, понял, что он угадал мои мысли.

– Я сам выбрал эту жизнь, мальчик. После того как это проклятое зелье взорвалось и покрыло меня шрамами. Я был когда-то красивым. И тщеславным, почти таким же тщеславным, как Регал. Когда взрыв обезобразил мое лицо, я хотел умереть. Многие месяцы я не выходил из своих комнат. Когда я наконец вышел, то был переодет. Не леди Тайм, нет, тогда еще нет. Но мои руки и лицо были закрыты. Я покинул Баккип. Надолго. А когда вернулся, красивый молодой человек, которым я был, умер. Я обнаружил, что теперь, когда я умер, я более полезен для семьи. В этой истории еще много чего есть, мальчик. Но знай, что я сам выбрал свою жизнь. Это не Шрюд вынудил меня к этому. Я сделал это сам. Твое будущее может быть другим. Но не воображай, что ты можешь им распоряжаться.

– Вот почему о вас знали Чивэл и Верити, а Регал нет?

Чейд странно улыбнулся:

– Я был чем-то вроде доброго неродного дядюшки для двух старших мальчиков, если ты можешь в это поверить. В некотором роде я присматривал за ними. Но с тех пор как я был обезображен, я стал отстраняться даже от них. Регал никогда не знал меня. Его мать испытывала ужас перед оспой. Я думаю, что она верила во все эти легенды о Рябом Человеке, – предвестнике болезней и горя. По этой причине люди, непохожие на других, вызывали у нее почти суеверный страх. Это видно по реакции Регала на шута. Она никогда бы не стала держать служанку с кривыми ногами или слугу без пальца. Вот. Вернувшись, я не был представлен леди и ребенку, которого она родила. Когда Чивэл стал наследником Шрюда, помимо прочих вещей его познакомили со мной. Я был потрясен, обнаружив, что он помнил меня и скучал обо мне. Он привел Верити повидаться со мной в тот вечер. Мне пришлось выбранить его за это. Трудно было заставить их понять, что они не могут приходить ко мне всегда, когда захотят. Ох уж эти мальчики... – Он покачал головой и улыбнулся своим воспоминаниям. Я не мог объяснить укол ревности, который ощутил, и снова перевел разговор на себя: