Я успела измерить ее шагами, посидеть в кабинке, поправить макияж – насколько мне позволяли дрожащие руки и пылающие щеки, три раза посмотреть на часы, прежде чем наконец решила, что могу выйти. Наверняка детективы уже ушли или занимаются Хелен. Но едва я успела войти в холл, как увидала поджидавшего меня Эдвардса.

Бывают моменты, когда я жалею, что не курю. Лорин Бэколл[52]всегда могла выиграть время, чтобы успеть придумать уничтожающе саркастическую реплику, используя завораживающий сигаретный ритуал: чирканье спички, вспышка сигареты, долгий затуманенный взгляд из–под ресниц, глубокая затяжка, ленивый выдох, испепеляющая фраза. Как бы мне сейчас хотелось иметь под рукой одну из бэколловских сигарет! А еще лучше, одного из ее сценаристов…

Эдвардс сделал первый шаг, на что я могла бы купиться, если бы не была уверена, что это технический прием.

– Этим утром все пошло совсем не так, как я надеялся.

– Черствый бейгел? – съязвила я, почти чувствуя вкус табачной крошки, которую Бэколл всегда снимала с языка отточенным движением наманикюренного пальчика.

– Что ж, я этого заслуживаю, – его улыбка была достаточно страдальческой, чтобы сойти за искреннюю. – Я был неправ.

– Ага, и на этом месте я должна сказать, что прощаю вас, потому что вы выполняли свою работу? – даже если он искренен, одной улыбки мало. Если я хочу действовать с дальним прицелом.

– Это было бы здорово.

– Не сомневаюсь. Удачного дня, детектив.

Туше, Ли Браккет[53]! Я была довольна собой. До тех пор, пока на обратном пути в офис не позвонила Кэссиди.

– Ты не должна сжигать мосты, Молли, – заявила она.

– Я не хочу иметь ничего общего с человеком, который считает меня способной на убийство. Или на то, чтобы спать с Тедди Рейнольдсом, – оборонялась я.

– Я говорю о доступе к полицейскому расследованию, чтобы ты могла разгадать это преступление и прославиться, – нажала Кэссиди.

– Ты всегда меня поддерживаешь. За что я тебя и люблю, – продолжила я обмен щелчками.

– Да, я тебя поддерживаю! – взвилась она. – Я думаю вместо тебя, потому что у тебя самой сегодня на это явно нет времени.

Щелк, щелк, щелк.

– А что я должна была делать, Кэссиди? Поблагодарить его за то, что зачислил меня в список подозреваемых?

Что хорошо в Манхэттене, так это то, что окружающие всегда заняты собой и им нет никакого дела до тебя. Вы можете заниматься любовью на тротуаре Шестой авеню, и прохожие будут спокойно огибать вас, не сбавляя шага. Но, видимо, мой голос сорвался на словах «подозреваемые», потому что на меня взглянули сразу трое – один с ужасом и двое с любопытством. Я на ходу подняла вверх воротник, как будто он мог заглушить мои дальнейшие высказывания.

– Ты должна была посмеяться над таким невероятным предположением и начать делать заметки на случай, если потом захочешь подать на него в суд. Не надо хлопать дверью. Держи ее открытой. Она тебе еще понадобится.

– Тебе это ни к чему. Ни дверь, ни осложнения, ничего, – настаивала Трисия, когда я позвонила, чтобы узнать и ее мнение. – Он просто идиот и не разбирается в людях, что заставляет задуматься, а может ли он при этом быть хорошим детективом. Следовательно, он не интересует тебя ни в личном, ни в профессиональном плане. Так что все, проехали.

Я не сразу ей ответила. Обдумывая то, что она сказала, я одновременно следила за людским потоком, втекающим и вытекающим из нашего здания. Я решила постоять на улице, пока не закончу разговор с Трисией, здраво рассудив, что мне совершенно не нужно, чтобы кто–нибудь в офисе услыхал хоть малейший намек на возможный журналистский аспект этого дела. Только этого мне не хватает! У меня уже есть Питер, чтобы начать беспокоиться о возможном конкуренте.

Итак, я наблюдала за снующими взад–вперед людьми и вспоминала, что сказал Эдвардс: убийца использовал магнитную карточку Тедди, чтобы выбраться через гараж. Но как в таком случае убийца попал в здание? Каждый, кто зарегистрировался на входе, должен был отметиться при выходе, иначе у Эдвардса уже был бы список несовпадений. Как же можно проникнуть в здание и при этом не попасть в поле зрения системы безопасности?

Трисия неправильно истолковала мое молчание:

– Ты всерьез на него запала.

– Нет, что ты, – заверила я. – Он, хоть и чертовски сексуален, но, как ты сказала, при этом еще и идиот. Все, проехали.

– Я не хочу, чтобы ты страдала. Ни в каком смысле.

– Ты моя прелесть. До скорого!

Пока я ехала в лифте, страх перед необходимостью побывать в кабинете Тедди сменился воодушевлением – вдруг я найду там что–нибудь, что поможет раскрыть убийство! Хелен жаждала мщения, я и сама потихоньку начала увлекаться этой идеей. Или, возможно, я внушала себе мысль о возмездии, чтобы не чувствовать себя стервятником, охотящимся за Пулитцеровской премией.

Атмосфера в загончике была подавленной, люди в основном занимались работой, не было излишней болтовни, даже по телефону все разговаривали тише и вежливее, чем обычно. Единственные громкие голоса принадлежали Ивонн и Гретхен, занимавшим боевые позиции у входа в кабинет Тедди. Гретхен с угрожающим видом загораживала дверь – руки сложены на груди, подбородок выдвинут, выщипанные брови нахмурены. Ивонн пыталась протиснуться мимо нее, но Гретхен не так–то легко сдвинуть с места.

Ивонн повернулась, когда под моими ногами зашелестела коричневая бумага, и в ответ на мою доброжелательную улыбку тут же набросилась на меня:

– Что еще за фокусы там у тебя с Хелен?!

Легче остановить разогнавшийся паровоз, чем Ивонн. Гретхен объяснила:

– Ивонн хотела войти в кабинет Тедди, но позвонила Хелен и сказала, что ты – единственная, кому это разрешается. Полиция уже забрала все, что им нужно, в том числе компьютер, но остальным придется заняться тебе.

Гретхен демонстративно прислонилась к косяку, заявляя свои права на прилегающее пространство, что заставило меня сразу вспомнить образ, вызванный словами Эдвардса: Тедди, стоящий в такой же позе, когда его атаковал убийца.

Ивонн продолжала настаивать:

– Там должны быть папки, работа, которую надо срочно передать кому–то другому. Я не хочу казаться бесчувственной. Но мы все еще должны выпускать журнал. И я настою на своем, даже если мне придется кого–нибудь уволить.

Она топнула ногой, и каблук проткнул коричневую бумагу. Я почти что ожидала, что из дырки потекут кровавые пузыри – что–нибудь в духе Сэма Рэйми[54]– но ничего не произошло. Ну, и слава богу.