— Будто кто-то схватил тебя за шею, и как котенка поднял в воздух.

— Он не такой ужасный, как родимое пятно у брата!

Эна взвизгнула, когда Эйдан стиснул на ее шее пальцы, прямо поверх ожога, и сумела отскочить в сторону.

— Прости, я не хотел сделать тебе больно. Просто действительно странный ожог. Где было родимое пятно у твоего брата?

— На щеке. Врачи говорят, что Джеймс в утробе на кулак щекой опирался.

— Хорошо, что у тебя не на лице.

— Да, хорошо. Впрочем, Джеймса оно не трогало, он же не девочка.

— Это не имеет значения, — голос Эйдана вновь звучал сухо. — Это отметина фей, никакое не родимое пятно и не ожог.

— Причем тут феи? — Эна вновь почувствовала нехватку воздуха, но отступить от стола боялась. Одной рукой Эйдан продолжал держать рисунки, которые она во что бы то ни стало хотела получить обратно. А вдруг он их помнет или вообще скомкает! Он ведь пьян!

— Ты знаешь, что такое одиннадцатое ноября? — отец Дилана выдержал паузу. — То-то. И мать твоя, похоже, не знает, иначе никогда бы не позволила второму ребенку родиться в этот день. Это день мертвых. Настоящий день мертвых совсем не первого ноября. Феи не люди, они календарь не меняли. Ладно, —Эйдан вдруг тряхнул головой, будто выводил себя из транса. — Покажи мне фотографию.

Он осторожно положил рисунки на стол. Эна поспешила сунуть ему в руки старинную фотокарточку, крохотную, умещавшуюся в ладони, а сама схватила рисунки брата, сложила их аккуратно в четыре раза и вернула на дно заветного сундучка.

— Ты действительно на нее похожа. Только капор бы надеть. Это плохо так походить на мертвую. Очень плохо. А Джеймс был похож?

— На кого? — голос Эны дрожал от еле сдерживаемого гнева.

Отец Дилана своим бредом уже переходил все возможные границы.

— На брата Эйнит?

— Мы не знаем. У нас есть только ее фотография.

— Он был похож на отца или на мать?

— Нет, мы оба разные. Вы хотели пить чай?! — Эна почти визжала, чувствуя, что слезы все еще остались невыплаканными.

— О, да... Хотел. Ты права, надо спускаться. Ты помнишь про рябину?

— Да, помню...

Эна для полной убедительности кивнула, сунула сундучок в ящик и резко задвинула его, чуть не прищемив палец.

— Береги руки! — вновь голос Эйдана был сух. — Кровь привлекает злых духов.

— Идемте уже!

Эне хотелось быстрее дохнуть ледяной воздух кухни. Она так быстро побежала по лестнице, что Эйдан, пытаясь не отстать, чуть не подвернул ногу.

— АадИ, Кее-пэЛ

Эна обернулась. Отец Дилана на мгновение прикрыл глаза и выдохнул.

— Извини, — сказал он, глядя ей прямо в глаза. — Но ты же не маленькая и знаешь, что взрослые иногда не сдержаны на слова. Обещаю, больше не ругаться при тебе. Если только ты не будешь заставлять меня гнаться за тобой! Твой дядя ни черта не смыслит в строительстве! Это надо было построить такую лестницу!

Эна поставила на газ чайник, достала кружки и два пакетика.

— Или вы не пьете чай из пакетиков? — обернулась она к соседу, усевшемуся за стол на прежнее место.

— У меня нет выбора. Вернее всегда есть выбор не пить, но я хочу чаю, даже такого.

Мать с Кэтлин ушли слишком быстро. Они только составили в раковину тарелки, а грязные чашки остались на столе, и Эна поспешила убрать их в посудомоечную машину.

— Эйнит, ты ничего не слышала в доме? Ничего странного?

— Нет, — поспешила ответить Эна, боясь очередного потока пьяного бреда. — Хотите шоколад?

Не дожидаясь ответа, она вытащила из шкафчика шоколадку и зашуршала оберткой прямо перед носом Эйдана, чтобы отвлечь того от странных мыслей.

— Мы с матерью очень любим шоколад. Только сейчас она совсем не ест сладкого, но мы по привычке покупаем, и я все съедаю одна.

— Послушай, Эйнит, — Эна вздрогнула под пристальным взглядом соседа. — Я чувствую себя жутко виноватым за сегодняшнюю беседу. — Неужели, он сам понимает, что нес в ее спальне чушь. — Я хотел бы сделать твоей матери что- нибудь приятное, чтобы она простила меня за напоминание о Джеймсе.

Ах, он про разговор за обедом!

— А ей не надо напоминать, так что не переживайте, сэр. Она не забывает о Джеймсе. Даже здесь, в Ирландии. Зря мы только приехали.

— Что любит твоя мать? — не унимался Эйдан.

Эна была рада, что закипел чайник, давая ей возможность заняться чаем и повременить с ответом. Она совершенно не знала, как ответить на заданный вопрос. Мать, кажется, больше ничего не любит.

— Не знаю, — Эна честно пожала плечами и уселась на стул напротив соседа. — Раньше она пела в любительской группе всякие номера из мюзиклов. Только здесь нет мюзиклов, да и в Дублине и даже в Лондоне она бы не пошла в театр. Знаете, у них как раз был концерт, когда умер Джеймс. Она не пела почти всю его болезнь. Но тогда ее попросили подменить кого-то, и она согласилась... Это было ужасно.

— Так она любит петь. И танцевать, да?

— Любила.

— Любит, у глагола «любить» нет прошедшего времени, запомни это. Любой ирландец до могилы и после нее любит петь и танцевать.

— Она не ирландка, и я не ирландка.

— Да ты посмотри на себя! —улыбнулся Эйдан. — Правду-то не скроешь. Смотри, как огонь горишь. Ярко и тепло. Так, что и королева фей позавидует.

— И накажет, да?

— Что ж ты у меня спрашиваешь?! У нее и спроси, если она заявится к тебе. Можешь поискать нору среди терновника. Он как раз по задней стене сада разросся. Только не ломай веток. Иногда мне кажется, что кто-то в нашем роду срубил терновник, потому мы все и страдаем, пока феи не простят нас или не убьют.

— При чем тут мы? — Чай сделал свое дело, согрел, а шоколад успокоил, и Эна сумела последовать совету матери, не противостоять, а подыгрывать сумасшедшему соседу. — Разве фея не убила того, кто досадил ей, если он не вымолил ее прощения?

— Кто знает, кто знает... Может, не смогла...

— Не смогла? — Эна заставила себя улыбнуться. — Разве они не всесильны...

— Только на своей земле, — Эйдан задрал свитер, чтобы достать фляжку, и плеснул немного виски в чай. — Только в Ирландии. А если тот, кто их обидел, уехал, они бессильны что-то сделать с ним... Но они не прощают, никогда. И ждут возможности отомстить.

Эйдан замолчал. Однако Эне показалось, что он собирался что-то добавить, но, заслышав звук мотора, вскочил со стула, опрокинув его. Эна выдохнула. Какое счастье, что мать с Кэтлин приехали! Она больше ни за что не останется с отцом Дилана наедине!

— Закрывайте двери, — произнес Эйдан, едва заметно коснувшись руки Лоры, которую та держала на ручке двери, провожая гостей. — В Ирландии говорят, что зло входит только в открытые двери.