– Хм! – удивилась Оксана. – Почему-то это не приходило мне в голову.

– А ты попробуй! Прямо сейчас.

Оксана закрыла глаза и вспомнила кабинет Графа. Здесь было темно и… словно остановлено время. Казалось, даже пыль в воздухе замерла. Оксана представила, что шкатулка стоит на столе, и деревянная коробочка послушно появилась. Оксана подняла крышку. Внутри была бархатная обивка и больше ничего. Тогда она создала лист бумаги – это тоже оказалось не сложно, но, развернув письмо, поняла, что и текст ей придётся придумать. Она с досадой захлопнула фальшивую шкатулку, которая тут же превратилась в облако пыли.

Оксана закашлялась и открыла глаза.

– Нет, так не выйдет, – помотала она головой. – Искусственно не получается. Я, конечно, могу управлять собой в этих образах… например, поискать, спросить кого-то. Но если её там нет, то… придумать, конечно, можно, но… как бы объяснить?

– Да я понимаю, – усмехнулась Зарина.

– И где мне искать эту чёртову шкатулку?

– В памяти! Где же ещё? Какие ассоциации у тебя возникают?

Оксана закрыла глаза и забормотала:

– Шкатулка… шкатулка… Малахитовая шкатулка… нееее… та была деревянная с инкрустацией.

– Ты уже второй раз повторила про инкрустацию. Наверняка это важно.

– Думаешь?

– Где ты видела инкрустацию?

Оксана пожала плечом.

– В музее, наверное.

– В каком музее?

Вдруг Оксана обрадованно встрепенулась и воскликнула:

– На старинном журнальном столике! На чердаке у Галины!

– На том самом, где ты что-то искала во сне во время приступа?

– Да, да! Именно там.

– На твоём месте я бы тщательно обыскала этот чердак.

– Обязательно, как только приеду в деревню.

А сейчас-то что делать?

– Может быть, образ этой шкатулки хранит ключ к какому-то воспоминанию? Попробуй сконцентрироваться на нём.

Оксана застонала и закрыла лицо ладонями.

– А я пока оставлю тебя, – услышала она голос Зарины.

Оксана долго сидела и пыталась «думать о шкатулке». Но как и в случае с «не думать о белой обезьяне», в голову, как назло, лезли мысли, далёкие от темы поиска. Намного интереснее казались вопросы типа «что там с моим автомобилем?». Фантазийная шкатулка с какой-то мифической инструкцией казалась бредом сумасшедшего. И несмотря на то что логически Оксана уже объяснила себе, что никакой это не бред, но с детства приученное к атеизму сознание пыталось восстановить привычный мир, в котором можно только мечтать о волшебстве, не неся при этом ответственности за реальное обладание сверхъестественными способностями.

Оксана собралась, решительно разогнала назойливые суетные мыслишки и вернулась к поиску таинственной шкатулки. В памяти вновь возник пустой кабинет Графа. Она огляделась. Внимание привлекли напольные часы, такие же, как у Кузнецовых в гостиной, только сквозь покрытое пылью стекло почти не было видно циферблата. Оксана подошла и открыла дверцу. Стрелки остановились ровно в пять. «Жанна была фавориткой пять лет, – вспомнила Оксана. – Возьмём час за год…» – Она перевела минутную стрелку на пять кругов назад, потом подтянула позолоченные гири и качнула маятник.

Пространство ожило. Белёсый налёт исчез, и стало легче дышать. В блестящем стекле мелькнуло отражение горящих свечей. Оксана обернулась. Граф сидел в своём кресле. Лицо его, как обычно, скрывала тень. На столе стояла шкатулка.

Вдруг раздался щелчок, часы зашипели и начали бить.

Когда бой утих, Оксана приподняла шуршащую юбку и подошла к столу.

– Здравствуйте, – сказала она. – У меня вопрос.

– Спрашивай, – ответил знакомый голос.

– Когда мне понадобятся инструкции, где я должна буду искать эту шкатулку?

– Я же дал тебе ключ.

– Ключ? – Оксана достала его из-за пазухи. – Вот он, но что от него толку?

Граф молчал.

– Или вы имеете в виду эмоциональный ключ? Я не совсем понимаю ваши намёки.

Граф продолжал молчать.

– Но я не чувствую никаких особенных страхов, – пожала она плечами. – Даже страха оказаться в тюрьме почему-то нет. С другой стороны, меня терзает множество каких-то нелепых депрессий и истерик. Но какая из них ключевая? Подсказка бы мне не помешала. А можно я прямо сейчас… прочитаю?

Молчание Графа она расценила как согласие и придвинула шкатулку к себе. Ажурная золотая отмычка щёлкнула в замке, и Оксана (или уже Жанна?), прежде чем откинуть крышку, замерла. Сердце тревожно колотилось. Что там, в этой чёртовой инструкции? Действительно ли настолько ценно её содержание, что стоило из-за этого двадцать лет вести поиски, которые в конце концов привели на гильотину? А вдруг окажется, что там пусто? Она отдёрнула руку.

Нет, страшно даже не это.

Долгие годы у неё была цель, которая определяла смысл жизни. Ею она оправдывала свои затраты на наряды, балы, путешествия, ради неё завязывала романы и устраивала интриги, влияя через своих любовников на политику и экономику страны. И вот сейчас наконец-то она прочитает это письмо. И что дальше? Новое задание? Новые планы? Или просто подробная инструкция, как спастись. Но ради чего спасаться? Что ждёт её на свободе в изменившемся мире, где всё придётся начинать сначала, где не осталось ни верных друзей, ни заклятых врагов?

Можно, конечно, не читать. Но тогда все годы увлечённого поиска придётся списать в бессмысленно прожитые. Нет! Только не это! Отсутствие смысла одинаково невыносимо как в будущем, так и в прошлом.

Решительно открыв шкатулку, она достала письмо, развернула и, пробежав взглядом по строчкам, ничего не поняла.

– Писано было не для тебя, а для Жанны, – сказал Граф.

– А разве я не она? – очнулась Оксана.

– Смотря что ты называешь буквой «Я».

– Ну, разумеется, не тело, а душу, которая реинкарнирует из одной жизни в другую.

– А что такое душа? А реинкарнация? Ты вообще понимаешь, о чём говоришь? – усмехнулся Граф.

– Очень приблизительно, – сморщилась Оксана. – Всё так запутано. Христиане утверждают, что душа рождается вместе с младенцем, развивается и остаётся жить вечно после смерти тела. И уже либо тебе рай, либо ад. У католиков, правда, ещё чистилище есть. А у буддистов души вообще как таковой нет. И кому верить?

– Самое забавное, что все они правы и верить можно всем.

– Как так?

– Просто словом «душа» они называют разные субстанции. А если понять, как на самом деле всё устроено, то нет никаких противоречий.

– И как же оно устроено?