– Остановитесь! – повелительно сказал наследник, и, отпустив плечо Искрена, за которое все еще продолжался держаться, пошел к грифону.

Святозар приблизился к грифону, остановился в нескольких шагах от него и узрев в его темно-карих глазах вспыхивающие огоньки света, низко поклонился.

Грифон поклонился в ответ, а когда позади наследника други вложили мечи в ножны, с едва различимым птичьим клекотом обратился к юноше:

– Кто ты, юный отрок? Назовись, и сообщи причину, по каковой ты явился к воротам страны Беловодья.

– Я, мудрая птица, – начал свой ответ Святозар. – Наследник восурского престола Святозар, сын правителя Ярила, по реклу Щедрый, потомок великого ведуна Богомудра. Я прибыл в страну Беловодья, чтобы добыть воду из молочной реки, и излечить свою рану, и рану моего младшего брата.

Грифон выслушал Святозара, и присев на задние лапы, поджав под себя змеевидный хвост, сказал:

– О, Святозар, наследник восурского престола вижу я, твоя цель прихода в Беловодье благородна. Вижу также, что ты и твои други проявили храбрость, победив василиска и мудрость, не убив его потомка. А потому и отворилась створка, а потому и явился я. Однако чтоб ты смог войти в волшебную страну Беловодья, нужно отворить и вторую створку, правую. А та, вторая створка, открывается лишь умным и великим людям.

Людям, кои смогут ответить на мой вопрос. Ты, Святозар, готов его услышать и готов ли ты на него ответить?

Наследник надрывно задышал, чувствуя, как на самом деле он обессилен сегодняшним боем и раной, как душевно ослабел от потери другов. И, кажется, нет возможности и нет желания отвечать на вопрос грифона, да только внезапно в голове Святозара пронеслись стремительной волной слова Стояна, которые недавно на привале тот ему говаривал: «…И не надо, чтобы вымотанный душевной скорбью, ты не смог сделать, то зачем сюда явился!» Вспомнил Святозар и своего брата Эриха, который где-то умирает, от тяжелой раны. Вспомнил тот трудный путь, который он прошел, чтобы достигнуть страны Беловодья. Вспомнил и мысленно поблагодарил своего друга, каковой даже сейчас, после смерти, помогает ему своим советом и поддержкой. И тогда понял наследник главное, что не может он сейчас падать духом, хотя бы ради Стояна и Часлава, оные пожертвовали своими жизнями ради него. И посему успокоенный и благодарный своим другам, Святозар поднял глаза, посмотрел прямо в очи мудрой птице и молвил:

– Да, мудрая птица, я готов выслушать твой вопрос.

Грифон некоторое время молчал, пронзительным взглядом созерцая наследника, а погодя произнес:

– Расскажи мне, Святозар, что такое человеческая жизнь, и какова ее цель? Да, ответь мне так, чтобы твой сказ, словно песня пролетела над вершиной Сарачинской горы.

Наследник, услышав вопрос, первым делом подумал о том совете, который дал ему на прощание кот Баюн. И теперь только понял, что имел в виду кот, говоря о том, что нужно доверить этот ответ своей душе, которая живет уже не одну жизнь, и на самом деле очень мудра. А потому Святозар закрыл глаза и вздохнул, он мысленно представил себе свою душу, которая находится в груди, вблизи сердца и горит лазурным светом: «Слышишь, – тихо прошептал душе Святозар. – Слышишь его вопрос. Ответь, ведь ты знаешь, что надо сказать?» А когда душа согласно кивнула, юноша открыл глаза и начал свой сказ:

– Ранним утром я вышел на зеленый луг, где в высоких травах прятались капельки прохладной, чистой росы. Прямо позади меня из глубины тверди показалось солнце. Я помню, что мне было совсем мало лет, не больше двух. Я поднял свою голову, посмотрел на все еще темное небо, посмотрел на расстилающееся зеленое поле трав и цветов, которые были так высоки, что доходили мне до груди… И вступил в этот мир…. Вначале пути идти было весьма тяжело, высокие злаки, преграждающие путь, мне приходилось раздвигать руками, а нежные мои стопы натыкались на острые выходящие из земли отростки, али маханькие вздыбленные кочки. Серебристые капли росы, стекая по полотну моей рубахи, делали ее сырой и холодной. Но по мере того как я шел вперед солнце позади меня начало подниматься, а вместе с его подъемом по первому обсохли травы, а следом и моя рубаха. Теперь не испытывая холода я шагал бодрее, и видел, как травы округ меня стали, вроде уменьшаться или то я начал расти. Каждый шаг делал меня уверенней и сильней, а подошвы мои более не ощущали колкости земли… Наконец, я вырос настолько, что мог себе позволить побежать. Сначала лишь несколько быстрых шагов, а посем все быстрей…быстрей. О какое это было прекрасное чувство, я ускорял свой бег и моя молодая, чистая душа и тело словно наполнялись светом взошедшего позади меня солнечного светила. Временами мне казалось еще мгновение, и я полечу… Я был счастлив… Я кричал от восторга. А когда я повернул голову, то увидел, что солнечное светило поднялось на треть небосвода, и оно было таким теплым и ласковым, точно руки заботливого отца. Местность, по каковой я продолжал свой бег, стала меняться, по первому, совсем чуть-чуть… самую малость, но яркие, пылающие ковры цветов, сменились на зеленые, однако не менее, прекрасные травы. Земля была чудесна. И тогда я начал взрослеть. Я видел, как поднимающееся к середине небосвода солнце принялось нагревать землю, а вместе с этим допрежь того зеленые травы стали желтеть и выгорать. А я меж тем продолжал свой бег. Когда солнце показало середину небосвода, я начал обливаться потОм, и ощутил, как оно, подобно немилосердному сопернику, желало обжечь мои плечи и опалить волосы на моей голове… Впрочем я был еще полон сил… Я был еще молод, и, не снижая быстроты своего бега, продолжал путь. Внезапно впереди себя я увидел небольшую расщелину. Я подбежал к ее краю, и легко перепрыгнув ту щель, двинулся дальше. Теперь впереди меня лежала иная земля, трава более не устилала ее, а вся ее поверхность была сплошь покрыта безжизненным песком с разбросанными то там, то сям мощными булыжниками и широкими трещинами. Бежать с каждым вздохом становилось трудней, то ли потому что мои ноги увязали в песке… То ли потому что все время приходилось обегать камни и перепрыгивать глубокие расщелины… То ли потому что опускающееся солнце стало светить мне в глаза… А может быть потому что я стал стареть. Уже не было той прыти преодоления преград, все чаще и чаще казалось, что просторы земли лишь высасывают жизненные силы. Временами я с бега переходил на ходьбу, и муторно дыша, грустно