Я подошла так близко, как только могла. Между нами один-единственный шаг. Но мне безумно хочется, чтобы этот последний шаг ко мне сделал он.

Опускаю глаза — не могу больше выдержать его тяжёлого, горящего взгляда. Не могу выдержать того, что даже в такой момент он продолжает о чём-то напряжённо размышлять — я это вижу. А мне бы хоть немного бездумного чувства! Любить без оглядки, без колебаний и без сожалений. И чтобы он любил меня так же. Но я пообещала себе, что приму его любого. А значит, не буду слишком надеяться. Чтобы не разочаровываться потом, если его реакция будет не такая, как в моих мечтах.

Но в моём глупом девичьем сердце надежда никак не хочет умирать. Цепляется за жизнь, за крохи пищи, которые он даёт небрежными жестами, случайными взглядами, нечаянно оброненными словами, которым я придаю слишком много смысла — цепляется, как Пепельная роза корнями в мёртвый камень.

Слишком долго длится пауза — и я снова решаю взять дело в свои руки. Я ведь решилась уже — отступать некуда. Если не сейчас, то мне не хватит духу больше никогда.

Дёргаю непослушными пальцами завязки халата. В моих мечтах я делала это соблазнительно и грациозно… но я была б не я, если б всё пошло по плану. Они снова запутались! Хоть плачь. И слёзы — слёзы нервного напряжения и стыда — вскипели на кончиках ресниц моего склонённого лица.

— Никак не научишься раздеваться без моей помощи, — тихо проговорил муж. — Иди-ка сюда.

Он подался вперёд и взял мои руки в свои, одним движением прекратил нелепые попытки. А потом резко потянул на себя.

Подвинул поудобнее так, что я оказалась меж его разведенных колен — поясницей упершись о край столешницы. В надёжной клетке из его тела. Некуда бежать. Да и не хочется.

Мы будто замерли на цыпочках над пропастью. Ещё движение — и рухнем вниз.

Древо Пепельной розы притихло в ожидании. Свет бутонов стал глуше, потемнело в зале. В полумраке самым ярким пятном — сияющий шёлк моей сорочки. Белый цвет. Цвет невинности. Цвет первой любви.

И в этой тишине — почти мистической, как в храме — треск, с которым Дорн рвёт запутавшиеся завязки на моей одежде.

Странно, страшно. Как пшеничному полю спелому под чёрной грозовой тучей, которая скоро собьёт зерно и разметает по земле колосья. Как мыши, застывшей в тени парящей над нею хищной птицы. Как берегу океана в ожидании штормовой волны, что вот-вот обрушится на него всей своей первозданной мощью.

Признаться, последние страницы записок Тилль я пролистала, почти не вглядываясь, так была смущена. Теперь понимаю — надо было наизусть вызубрить и под лупой рассмотреть. Может, тогда бы так не боялась.

Ничего, ничего. Он мужчина, мой муж. Он знает, что делать. Надо только довериться.

Смятённое сознание зацепилось за первую попавшуюся деталь. Тяжёлые прямоугольные запонки старинного потёртого золота, с тёмно-серым камнем в центре. Я всегда мечтала их расстегнуть сама. Чтобы вволю полюбоваться его красивыми руками.

Так, ну ладно.

Я глубоко вздохнула, набираясь смелости. И потянулась к его левому запястью, которое как раз было совсем близко — Дорн по-прежнему держал края ткани моего халата с изорванными завязками, не торопясь продолжать.

Муж перехватил мои руки и покачал головой. Осторожно развёл их и уложил «по швам». Что ж. Значит, раздевать Его сиятельство мне не позволено.

— Элис! Делай только то, что я скажу. И не шевелись.

От его низкого властного тона всё моё тело налилось томительной тяжестью. Нервно облизав губы, я кивнула.

Падает на пол халат, как лепесток розы. Я почти раздета и совсем беззащитна перед мужчиной, которого так отчаянно и беспомощно люблю. Несколько долгих, бесконечно долгих минут Дорн изучает меня взглядом, не произнося ни слова.

В полумраке огромного зала бутоны Пепельной розы светят как звёзды в ночном небе. Их свет начинает пульсировать, будто бьётся миллион сердец каменного Замка.

Дорн подаётся вперёд, и я уж было обрадовалась, что он, наконец, решил меня поцеловать или хотя бы обнять. Но вместо этого одним движением сметает со стола посуду и остатки ужина за моей спиной. С жалобным хрустом гибнут тарелки, напитки растекаются безобразной лужей на полу.

Тяжёлые ладони ложатся мне на талию. Дорн поднимает и усаживает меня на край стола.

А мне, наивной, почему-то представлялось, что вот соблазню мужа, и он на руках унесёт меня в нашу супружескую спальню.

С другой стороны… наверное, у корней Замка пепельной розы сейчас самое безопасное место во всём Тедервин. Ведь если лестницей на сей раз не обойдётся, и целых три этажа вдруг решат упасть прямо нам на головы, это несколько осложнит нашу брачную ночь. Так что… пусть.

Дорн встаёт, упирает ладони в столешницу по бокам от моих бёдер и пристально смотрит на меня. Его взгляд сейчас — тёмный бездонный омут, в котором так легко утонуть. А я — всего лишь перепуганная девчонка. И совсем не умею плавать.

— Ты достойна по-королевски шикарного ложа. А я могу предложить тебе лишь этот стол.

Я нервно улыбнулась.

— Но это же фамильный стол Морриганов! Наверное, много веков ему… так что почту за честь.

Дорн на мою улыбку не ответил. Он вообще был слишком серьёзный. И это пугало меня ещё больше.

Нарушаю запрет и тянусь к нему кончиками пальцев. Провожу по руке возле плеча — просто, чтобы почувствовать, что он действительно рядом и мне всё не снится.

Под моей ладонью — твёрдый рельеф напряжённых мышц. Я словно камень потрогала, обтянутый тканью рубашки. Всё ждала порыва, ждала, что на моё движение к нему Дорн ответит своим навстречу — но он выглядел так, будто цепями скован по рукам и ногам. Снова кольнул стыд — неужели всё происходит только потому, что я его заставила? Вынудила, почти что шантажом?

От таких мыслей я чуть было не спрыгнула со стола, чтобы спасать бегством свою раненую гордость и истерзанное сердце. Но чувство долга победило. Раскаиваться буду потом, а сейчас уже поздно.

Дорн смотрит на мою руку так, что я немедленно её убираю, вспоминая приказание.

С моих губ срывается прерывистый вздох, когда он смахивает бретельку с моего левого плеча. Потом с правого. Ключицы холодит ночной воздух — в трапезном зале почти не топят. Отворачиваюсь, смотрю в сторону, чтобы упавшие пряди тёмных распущенных волос спрятали моё разгорячённое лицо, мою стыдливость.

Твёрдые пальцы на моём подбородке. Уверенным движением муж заставляет снова посмотреть на него. Бережно убирает волосы с плеч на спину. И раньше, чем успеваю перепугано вдохнуть, резко дёргает за кружево на вырезе и стягивает сорочку вниз.

Я ахаю. И закусываю губы, чтоб только промолчать. Я боюсь, что любое слово может разрушить момент. Слишком часто мы были совсем близко — и каждый раз что-то мешало, мы снова и снова расходились в разные стороны, и я оставалась одна. Умру, если сейчас будет так же.