У входа в пещеру промелькнула тень. Послышался тихий голос:

— Друг, будь добр, не шуми. Тебе нечего опасаться.

Я вскочил, чувствуя, как волосы на моей голове встают дыбом.

— Кто там, черт побери?

— Тише, тише, — попросил меня голос, — Поблизости ходят те, кому слышать нас вовсе не обязательно.

Синтия взвизгнула.

— Замолчите! — прикрикнул я на нее.

— Не волнуйтесь, — произнес некто, — Вы не узнали меня, но мы виделись на празднике.

Синтия, подавив крик, судорожно сглотнула.

— Это Душелюб, — выдавила она, — Что ему нужно?

— Я пришел к вам, красавица, — ответил Душелюб, — чтобы предупредить вас о большой опасности.

— Выкладывай, — сказал я негромко, поддавшись на его уговоры не повышать голоса.

— Волки, — объяснил он. — По вашему следу пустили механических волков.

— И что же нам делать?

— Сидеть тихо, — ответил Душелюб, — и надеяться, что они пробегут мимо.

— А где твои приятели? — поинтересовался я.

— Где-то тут. Они частенько сопровождают меня, но прячутся, впервые встречаясь с людьми. Они слегка робеют, но, если вы им понравитесь, они объявятся.

— Прошлой ночью они ничуть не робели, — заметила Синтия.

— Они были среди старых друзей, с которыми знакомы не один год.

— Ты говорил про волков, — перебил я, — Если я не ослышался, про механических волков.

— Подобравшись к входу, вы, наверное, сможете их разглядеть. Только, пожалуйста, старайтесь не шуметь.

Я протянул Синтии руку, и она крепко вцепилась в нее.

— Механические волки, — проговорила она.

— Должно быть, роботы, — сказал я.

Не знаю почему, но я оставался абсолютно спокойным. За последние два дня нам столько привелось увидеть, что механические волки отнюдь не воспринимались как нечто из ряда вон выходящее. Подумаешь, эка невидаль!

Снаружи пещеры ярко светила луна. Деревья были видны как на ладони, крохотные лужайки, валуны — дикий, неприветливый, суровый край. Я невольно вздрогнул.

Мы притаились у самого входа в пещеру. Взгляд различал лишь деревья, лужайки, валуны и темные очертания холмов вдалеке.

— Я не… — начала было Синтия, но Душелюб цыкнул на нее, и она замолчала.

Мы лежали бок о бок, с каждой секундой все острее ощущая нелепость своего положения. Ничто не нарушало ночного покоя; в воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка.

Внезапно в тени дерева что-то шевельнулось. Мгновение спустя на открытом месте показалась отвратительная тварь. Она поблескивала в лунном свете и производила впечатление чудовищной силы и злобы. Расстояние и неверный свет луны скрадывали ее размеры, однако ростом она была явно не ниже теленка. Движения ее были быстрыми, ловкими и, я бы даже сказал, немного нервными; но мощь, заключенную в ее металлическом теле, можно было угадать за несколько сотен миль. Тварь кружила по поляне, будто к чему-то принюхиваясь, а потом вдруг замерла и уставилась прямо на нас. Застыв в напряженной позе, она рвалась к нам — словно кто-то удерживал ее на поводке.

Так же неожиданно она отвернулась и возвратилась к прежнему занятию, и тут я заметил, что их уже трое. Обследовав поляну, они устремились в лес.

Один из волков на бегу оскалил пасть — вернее, то, что называется пастью у живых существ, — продемонстрировав сдвоенный ряд металлических клыков. Зубы его клацнули, и нас бросило в дрожь.

Синтия прижалась ко мне. Высвободив руку, я обнял девушку; в тот момент я думал о ней не как о женщине, но как о человеке, в плоть которого могут вонзиться металлические клыки. Прильнув друг к другу, мы наблюдали, как волки рыщут среди деревьев, настороженно поводя носами и — не знаю, может, мне померещилось? — пуская слюну. Постепенно я проникался уверенностью, что им известно наше местонахождение.

И вдруг они исчезли, пропали без следа, так что мы даже не успели ничего разглядеть. Их исчезновение ошеломило нас; мы лежали у входа в пещеру, боясь открыть рот, боясь пошевелиться. Сколько продолжалось наше оцепенение, я не знаю.

Кто-то постучал по моему плечу.

— Они ушли, — сказал Душелюб.

Признаться, я совершенно позабыл о его присутствии.

— Они растерялись, — сказал он. — Их сбил с толку лошадиный запах. Что ж, пускай побегают.

Синтия поперхнулась, будучи, видно, не в силах произнести ни слова. Я сочувствовал ей: мое горло пересохло до такой степени, что непонятно было, обрету ли я когда-нибудь дар речи.

— Я думала, они искали нас, — запинаясь выговорила Синтия, — По-моему, они догадывались, что мы где-то рядом.

— Все может быть, — ответил Душелюб, — однако непосредственная опасность миновала. Почему бы нам не вернуться в пещеру?

Я поднялся на ноги и помог встать Синтии. Мышцы мои после долгого пребывания в неподвижности затекли, и я потянулся всем телом. В пещере было темно, хоть глаз выколи, но, ощупывая рукой стену, я с грехом пополам добрался до сложенных в кучу мешков и сел, прислонившись к ним. Синтия последовала моему примеру.

Душелюб расположился Перед нами. Его черная роба сливалась с мраком пещеры, и потому мы видели только белое пятно его лица — размытое пятно, лишенное каких бы то ни было черт.

— Наверное, — сказал я, — нам нужно поблагодарить тебя.

Он передернул плечами.

— Друзья нынче встречаются редко, — сказал он. — Поэтому их надо всячески оберегать.

В пещере засеребрились тени. То ли они появились всего лишь мгновение назад, то ли я попросту не замечал их раньше, но теперь они окружали нас со всех сторон.

— Ты созвал своих? — спросила Синтия, и по напряженности ее голоса я понял, каких усилий стоило девушке совладать с испугом.

— Они были здесь все время, — объяснил Душелюб, — Они возникают медленно, чтобы никого не перепугать.

— Тут не захочешь, а испугаешься, — возразила Синтия. — Я ужасно боюсь призраков. Или ты называешь их по-другому?

— Лучше будет, — ответил Душелюб, — называть их тенями.

— Почему? — справился я.

— Семантика причины, — заявил Душелюб, — требует для объяснения вечерних сумерек. Честно говоря, я сам в некотором затруднении. Но они предпочитают именоваться так.

— А ты? — спросил я, — Что ты такое?

— Не понимаю, — ответил Душелюб.

— Ну как же? Мы люди. Твои спутники — тени. Существа, за которыми мы следили, были роботами — механическими волками. А к кому отнести тебя?

— Ах вот ты про что, — догадался Душелюб, — Ну, это несложно. Я переписчик душ.