остальных полуразвалившихся домиков посёлка. Получила снежком в плечо и прибавила ходу. С громким визгом завернула за угол, где на меня, рыча и лая, бросился огромный пёс.

От страха замерла, шепча «мамочки, мамочки», и прикрыла лицо руками, пока пёс меня обнюхивал.

— Фу! — топнул на него мой подоспевший спутник.

Медленно убрала руки от лица. Глядя на Аристова, пёс завилял хвостом и присел. Денис потрепал того по голове, приговаривая: «Хороший пёс, ты хороший, да? Молодец, охраняешь, а то бегают тут всякие, орут на всю округу».

Затем мужчина подхватил меня под локоть и подтолкнул к ступенькам:

— Ну, что, нагулялась? Обратно на такси поедем.

Опасливо оглянулась и предпочла не выпускать мужскую руку из своей, пока поднимались по ступенькам. Он открыл для меня дверь, и нас окутало уютное облако тепла и запахов еды. После прогулки по морозцу — приятнейшая перемена!

Внутри играла тихая музыка. Массивные деревянные столы и стулья, накрытые кружевными скатертями, напоминали о деревенском уюте. Я сразу прошла к столику у окна с табличкой «зарезервировано».

— Добрый вечер! — официант в форменной одежде, ну надо же. — Меню, пожалуйста.

— Спасибо, — приняла папку и погрузилась в названия блюд. — Горяченького хочу.

— Настойку из морошки? — хмыкнул Аристов, который листал с конца, где была карта бара.

— Не настолько, — рассмеялась и покачала головой, — Ббудьте добры, уху из окуня и сига с зелёной кашей, пельмени из трески и чай с морошкой.

Аристов сказал:

— А мне оленину на живом огне с томлёной свёклой, морской гребешок в трёх сырах и тартар из креветки с битыми огурцами. И настойку на морошке.

Официант повторил заказ, забрал меню и принёс приборы. Я положила подбородок на сцепленные ладони и уставилась в окно, где разыгралась вьюга, и волны северного моря нещадно бились о берег. А мы сидим здесь, в тепле и уюте — такой контраст. Всё-таки природа этого сурового края поражает.

Принесли напитки.

— Сумасшедший день, — сказал Аристов, наполняя рюмку.

— Да? — я с любопытством заглянула под крышечку и принюхалась к чаю. Ммм, пахнет вкусно. — Но так-то всё нормально, в общем и целом?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Налила в чашечку дымящийся чай и обхватила её ладонями. Аристов хмыкнул, откинулся на стуле и принялся смотреть в потолок. Проследила за его взглядом. На потоке не было ничего примечательного, кроме тёмно-коричневых балок. Затем я услышала:

— Нормально — это когда никаких форс-мажоров нет и в помине, Вика. Нормально — это когда всё по плану.

— Ну… не всегда всё идёт по плану, — слегка прищурилась и бросила на него осторожный взгляд, думая про себя, насколько двусмыслен сейчас наш разговор. — Бывает, тебе кажется, что что-то зря случилось, а оно к лучшему, на самом-то деле.

Мужчина раздражённо дёрнул бровью и покачал головой:

— Нет, Вика, у меня, — эти два слова он выделил, — так не бывает. Терпеть не могу форс-мажоры, люто их ненавижу.

Настала моя очередь снисходительно его рассматривать, думая про себя: «Аристов, Аристов, да что ты знаешь о форс-мажорах? Ты ни черта о них не знаешь! Тоже мне, форс-мажор! Прилетели, порешали, улетели, и всё как раньше. Не то, что у меня! Вот как возьму сейчас, как шандарахну тебя новостью про отцовство, и поглядим, чьи проблемы серьёзней».

Принесли еду, и на какое-то время мы занялись ею. Когда горячий суп перекочевал из тарелки ко мне в желудок, стало намного спокойнее, и я поймала себя на мысли, что взгляд снова и снова возвращается к мужчине напротив.

Уверенными и чёткими движениями Аристов расправлялся со стейком из оленины, отправляя в рот, один за другим, аккуратные кусочки мяса. Отправила в рот пельмешек с треской, повторяя движение его губ, смыкающихся на блестящей вилке. Где-то внизу живота прострелило давно забытым ощущением.

Чёрт бы его побрал, а ведь он ничего. Очень даже ничего, особенно когда молчит и не показывает свой склочный козлячий характер. Не брился с утра, и щетина отросла. Неосознанно провела ладонью по своей щеке, завороженно наблюдая за тем, как двигаются его челюсти. Наверное, это дико странно, то, что я сейчас делаю — сижу и нагло его рассматриваю. Но ещё более странно, что мне нравится то, что я вижу.

Перехватил мой взгляд и кивнул на свою тарелку:

— Хочешь попробовать?

— Что? Нет!

Я даже поморщилась. Не хочу я мясо, вообще как-то отвернуло от него резко. Поковыряла вилкой в горшочке с пельменями и снова взглянула на него из-под ресниц.

Интересно, какой бы из него был отец? Стал бы он возиться с малышом? Таскать его на руках? Греть бутылочки с молоком? Менять памперсы? Или он из тех, кто скажет, что нянчиться с младенцем — не мужское дело? А ну-ка, скажет, сделай так, чтобы он не орал, мне это мешает думать?

Примерила оба эти образа, и так и не смогла понять, в каком из них Аристов гармоничней, как бы он повёл себя с ребёнком, своим ребёнком?

Разумеется, я не собираюсь иметь с ним ничего серьёзного, Боже упаси, но если подумать, я бы могла стрясти с него какие-то деньги.

На новую кроватку из магазина, а не обоссанную соседскими близнецами. На модную коляску последней модели, а не купленную по распродаже у частников. И врач хороший денег стоит, и палата. И одёжку я хочу красивую малышу, а не какое-то уродское старьё. Это было бы честно, разве нет? Что, если всё-таки сказать ему про беременность?

Зажмотится — пускай катится, ну а вдруг не зажмотится? Это ж всё вперёд, всё полегче мне и маме, у которой заначка не резиновая. Как раз момент, вроде бы, подходящий. Он не такой нервный, как обычно, чуть успокоился благодаря настойке.

Сделала глоток чая и решила зайти с другой стороны:

— У тебя кто-нибудь есть?

Аристов чуть не поперхнулся. Моргнул несколько раз, дожевал стейк и вытер салфеткой рот. Он явно не спешил с ответом. Усмехнулся, наклонил голову и только после этого сказал бархатным низким голосом:

— А что, Виктория?

— Ой, всё! — закатила глаза и вернулась к пельменям. — Не хочешь — не говори. Просто пытаюсь поддержать нашу тухлую беседу.

— А я уж подумал…

— Много думать вредно.

— Нет.

— Что?

— Ответ на твой вопрос. У меня никого нет сейчас.

В груди шевельнулось смутное чувство внутреннего триумфа. Взглянула на него быстро и продолжила осторожно прощупывать почву:

— Но ведь кто-то был? Не жил же ты монахом всё это время?

Стрельнула в него глазами, и снова наткнулась на прищуренный насмешливый взгляд. Словно он что-то подозревает или задумал. Медленно и нараспев Аристов проговорил:

— Быыл. Встречались пару лет,