Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы совсем забыли обо мне, Станислав.
– Разве такое возможно?
– Выходит, возможно. Что собираетесь делать сегодня вечером?
– Работать.
– Жаль, а я хотела познакомить вас с родителями.
– Наши отношения уже настолько серьезны?
– Вы даже не представляете себе, насколько.
– Я обязательно перезвоню вам, Мариночка, – и соврал. Менее всего на свете я собирался сегодня встречаться с ней и ее семьей. Пришло, знаете ли, время серьезно поговорить с нашим бравым адмиралом. Именно поэтому я и отослал его черт знает куда, чтобы спокойно и без суеты пробравшись к нему домой, подождать его возвращения с несостоявшейся встречи и задать кое-какие вопросы. Степаныча ожидал приятный вечерок – что-что, а развязывать языки я умею...
Я научился этому еще в Афгане, куда влетел сопливым восемнадцатилетним пацаном, после того как меня с треском выперли с истфака МГУ за многочисленные прогулы и «не достойное советского студента поведение в быту». Я попал, как красиво писали тогда в газетах, на «опаленную землю Афганистана» сразу после окончания месячного курса молодого бойца и загремел в разведбат мотокопытной дивизии.
Не знаю, какому идиоту пришла в голову мысль посылать на войну только-только прошедших карантин пацанов, с горем пополам научившихся мотать портянки, ходить туда-сюда строевым шагом с песней и один-единственный раз выполнивших на стрельбище упражнение номер один из автомата (из положения лежа, тремя патронами по ростовой мишени). Трудновато, знаете ли, было выжить, сражаясь с теми, кто научился стрелять и ходить одновременно... Что касается меня, то просто повезло с учителями. И первым из них был командир моего отделения, Костя Буторин.
Я тогда оказался единственным «салагой», назначенным во второе отделение первого разведвзвода. Не успел я разместить в прикроватной тумбочке свои нехитрые пожитки, как в палатку заглянул узбек-ефрейтор и радостно сообщил:
– Спортгородок иди, салага хренов, комод тебя долбить будут.
Я сказал: «Есть» и отправился на поиски спортгородка. У закрепленной на турнике груши приплясывал дочерна загорелый крепыш с косой челкой и лицом трудновоспитуемого подростка. Увидав меня, он прекратил ее избиение, открыл в удивлении рот, и с криком: «Ну, ни хрена себе!» бросился меня обнимать, даже не сняв перчаток. Я тоже узнал его. Двумя годами раньше мы встречались с ним в полуфинале союзного юношеского первенства «Трудовых резервов». Два раунда он рвал меня как Тузик грелку, а в третьем то ли подустал, то ли просто зевнул, и мне удалось его уронить.
«Долбить» меня он, конечно же, не стал, вместо этого представил всем старослужащим роты как своего лучшего друга и посоветовал желающим отдохнуть в госпитале постараться меня обидеть.
Вечером того же дня мы выпили водки из его личных запасов в кустах за спортгородком, и он коротко и емко разъяснил мне, кто я и куда я умудрился влететь.
– Чему учил нас дедушка Ленин? – удобно расположившись на корточках, как умеют только зэки со стажем и жители Средней Азии, Костя угостился привезенной мною из Союза сигареткой и продолжил: – Правильно, детки, учиться, учиться и еще раз учиться. Был бы ты, Стас, не таким мудаком, сейчас бы в Крыму с телками отдыхал, вино пил...
– А сам-то?
– А что я? У меня было на выбор, или в Красную армию, или на зону за драку с нанесением побоев средней тяжести на дискотеке. Вот я и выбрал, до сих пор не уверен, что правильно.
– Что, все так хреново?
– Все гораздо хуже. Я-то хоть полноценную учебку прошел в Коврове, а ты?
– Что я?
– Ничего ты, полное ничего. Стрелять, ножом работать, бой вести не умеешь, а самое главное, не знаешь, как себя вести.
– А как?
– Почти как на ринге, в смысле, булки не расслаблять, а то... Помнишь, как тогда в Краснодаре я зевнул, а ты с правой в челюсть угадал, – он говорил о прошлом с мечтательной улыбкой. Что интересно, борцы и боксеры увечат друг друга со всей дури в ринге или на ковре, а после боя злость проходит, они кореша и друг за дружку – горой. В отличие от тех же фигуристов и шахматистов, те друг другу по жизни враги, все славу поделить не могут... – Только это ни хрена не ринг, Стас, здесь правил нет, и рефери, если что, тебя не спасет. А потому, – он отхлебнул, запил водой и передал мне кружку. – Месяц ты, как молодой, на боевые ходить не будешь. Чему успею, научу. А дальше все от тебя зависит. Тут не универ, двойки не ставят, сразу в «двухсотые» переводят.
– Это куда?
– Это в жмуры.
Если перевести с командно-матерного на русский, то основное из того, чему успел научить меня мой первый командир, звучало приблизительно так: «главное не расслабляться, а то оттрахают» и «ничего не оставлять без внимания». Несколько раз Марина (хотя, какая она, к черту, Марина) открытым текстом посылала мне сигналы, а я? Совсем нюх потерял, юморист хренов. Думаю, Костя меня бы за такое не похвалил, а вовсе даже наоборот.
Я услышал, как открылась дверь, и двое вошли в квартиру.
– Леопольд, подлый трус, выходи! – заорал Степаныч
Я вышел. Адмирал, кряхтя, переобувался, а яркая красавица в стиле Кармен ослепительно улыбалась, стоя у фото на стене.
– Теперь, наконец, узнали, или мне перекраситься?
– Лучше передний зубик удалите, – буркнул я, краснея. Давненько я так не прокалывался.
Она расхохоталась, откинув назад голову.
– Дашка, перестань издеваться над человеком, тебя бы на его место, – пристыдил чадо Терехин. – Не обращай внимания, Стас, и вообще, пошли ужинать.
– Фигушки, сегодня меня Станислав Александрович в ресторан пригласили, – на голубом глазу соврало мстительное дитя.
– Так ведь время... – проблеял я.
– Ничего не желаю знать, попьем здесь чаю и едем.
– Значит, так на так и выходит, – адмирал допил давно остывший чай и отставил чашку в сторону. – Я к нему Дашку внедрил, а он, сука такая, моего Константиныча подвербовал.
– Не так все просто, папка, – возразила Даша, гася окурок в пепельнице. – Этот твой Толмачев – еще тот фрукт.
– Не могу не согласиться – браво, девушка, внешность мамина, мозги явно папины. – Помните, Андрей Степанович, историю с «болваном»?
– Да, а что?
А то. Помнится, в начале восьмидесятых наших разведчиков здорово прижали в одной из стран Центральной Европы. Местные «контрики» действовали против них настолько плотно и такими большими силами, что работа наших оказалась почти полностью парализованной. Ну как, скажите, встретиться с агентом, отработать тайниковую операцию или просто слегка пошпионить, если за тобой постоянно ходят, ездят и разве что не летают! Да еще подглядывают, подслушивают и всячески действуют на нервы. Зашедший в кинотеатр, на стадион, еще куда, даже заглянувший в местный бар хряпнуть тайком от супруги спиртного несчастный советский разведчик немедленно оказывался под наблюдением местных спецов. Не удивлюсь, если даже в сортире из унитаза за ним следили их усталые, но бдительные глаза...