Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подняв Лукаса и оттащив его подальше от обрыва, гоблин сел в лужу и заплакал. Мальчик в этот же момент не стал скрывать слез и разревелся не меньше спасителя. Так и ревели они вместе под истошные крики грамлинов, бьющихся друг с другом за самую главную ценность в жизни Фарфора Квадракоптера. Лукас Тиль лежал и чувствовал, что погружается в сон, но это был не тот сон, что застает вечерком возле потрескивающего камина, когда у тебя полный живот горячего чая и свежеприготовленного штруделя. А тот сон, что вызывал беспокойство, сердце мальчика колотилось и готово было выпрыгнуть из груди. Только когда Лукас закрыл глаза и почти покинул этот мир, резкий взвод сердца начал будить его. Оно резко забилось сильнее, а потом тихонько замедляло свой пульс, снова полудрема и снова взвод сердца, как запуск автомобиля. Мальчик открыл подсумок с конфетами и вытащил два кристаллика, первым залетел в рот красный, наполняя его приторно-сладким вкусом. Лукас был бы рад выплюнуть конфету, но с ее соком в его организм поступала пища, которой ему так не хватало. Далее он опробовал зеленую конфету и тут же в рот ударил кислый вкус, он чуть не выплюнул все наружу. Благо спустя пару секунд вкусы смешались и сбалансировались, превращаясь в наивкуснейшую леденцовую конфету, когда-либо попробованную Лукасом за всю его жизнь. Большим и главным бонусом было то, что к телу возвращалась сила, мозг стал соображать лучше.
Со стороны в происходящее трудно было поверить, чтобы сам Фарфор Квадракоптер, статный гоблин в почетном возрасте, издавал истошные вопли и ревел, как ребенок без заботы родителей. Лукас же, напуганный таким состоянием своего напарника, нашел силы взять себя в руки и подойти к нему, чтобы поддержать убитого горем гоблина, чтобы обнять его по-дружески, чтобы хоть как-то разделить с ним горе. Но гоблин агрессивным движением руки отбросил мальчика прямо в грязь.
— Это была моя удача, ты, леприкон-переросток! Забери и раздери тебя Мирлетто. За что? А… За что ты так со мной, Дэкс? В чем я провинился перед тобой⁈ — яростно завывал гоблин, стоя на коленях, обращаясь к небесам. — Это была моя удача, мне конец, всему конец.
Лукас Тиль стер грязь с лица и пореза, но не почувствовал крови. Более того, рана в ноге и на лице престала ныть и щипать. Попытки посмотреть на себя в отражении воды не увенчались успехом — она была грязная и мутная. Тогда он достал зеркальце из подсумка и посмотрелся в него. Сквозь зеленую кожу просматривалась розоватая. В той битве маскировка смылась, а рана на лице волшебным образом затянулась в шрам.
Пока Фарфор ныл и проклинал Лукаса, мальчик стянул с плеч рюкзак, достал еще конфет из подсумка (теперь они были желтого цвета) и закинул себе в рот. Леденцы отдавали сильно перченым вкусом, во рту все защипало, он выплюнул их и решил закинуть прошлую комбинацию. Голова начала соображать еще лучше, тряска в теле ушла. Следом Лукас достал зелье и нанес себе его на те места кожи, где маскировка пришла в негодность, после чего двинулся дальше по канализации.
Лукас дошел до первого фонаря.
— Мистер Квадракоптер, тут фонарь, надо бы его зажечь.
Гоблин поднял голову, утер слезы. Вскочил из лужи и осмотрел свой внешний вид, который оставлял желать лучшего. Стряхнув все, что только можно, он подошел к Лукасу и дал ему пощёчину. Удар был такой силы, что человек сделал пол-оборота.
— Ты со своей глупостью и невезучестью уже довел меня до белого каления. Кто ты, мальчик, кроме как не отрава?
— Моя мама меня так не зовет, моя мама меня любит, а вот ваша вас похоже не очень.
Последовала еще одна пощечина, но в этот раз повернулась только голова Лукаса.
— Моя мама бед со мной не знала, как и мой отец, а как ты сюда попал, почему ты, отродье Мирлета, не спал ночью?
— Я не понимаю, почему нужно быть таким жестоким, что не так в моей фразе? Я просто хочу помочь, я хочу зажечь огни.
— Ты тупое ничтожество, ты дольше трех секунд ничего не помнишь.
— Это не правда, я помню все рассказы Артура Конана Дойля, я наизусть помню книги Эрнеста Хемингуэя, даже помню записки Ленина, хоть и не люблю их, как мой отец. Мне больше по душе Аркадий Гайдар.
— Ты где оставил топливо для фонарей? Ущербный.
— Не помню, — виновато отвечал Лукас.
— Да внизу ты бросил, у грамлинов. Ты представить себе не сможешь, как ты меня бесишь, и, если даст Дэкс или даже Хротемпус, я бы вернул время вспять и выстрелил бы прямо в эту канистру, — Фарфор вытащил револьвер из кобуры, принимаясь щелкать затвором, — чтобы разом покончить с тобой и с этими грамлинами, а потом спокойно вернуться к своей налаженной жизни.
— А как же ваше обещание? — с опаской смотрел мальчик на револьвер.
— Обещание? — Фарфор сжал кулаки и разжал их. В местах примыкания его когтей остались кровоподтеки. — Обещание! Какое Обещание? Я тебе его давал? Нет, не тебе.
— Но я слышал, как вы давали его той, к чьему мнению прислушиваетесь.
— И что? Я же не сказал, что доставлю тебя целым, я думаю, для начала отстрелю тебе язык, — сказал гоблин, наводя оружие на новоиспечённый шрам.
Лукас не спасовал: чуть присев, он подпрыгнул так высоко, что смог ухватиться за провода под сводом туннеля. Словно обезьяна, он ловко двигался вперед, перепрыгивая из стороны в сторону: то к стене туннеля, то обратно к проводам.
Гоблин же водил пистолет туда-сюда, пытаясь прицелиться, но упустил мальчишку на повороте. Изрядно выругавшись, он крадучись пошел в сторону беглеца. Аккуратно высматривая углы, гоблин подошел к месту, где в луже лежал рюкзак. Обнюхав его, а потом все вокруг себя, он слишком поздно сообразил, где прячется цель, так как мальчик уже падал сверху